— Я не думаю, я это знаю, — со вздохом проговорила я. — Но этот розыгрыш вполне мог закончиться смертью твоего приятеля, и ты бы рыдала на похоронах, глядя на его распухшее от пребывания в волжской воде тело. Еще, кстати, тобой не оцененное.
За дверью загрохотали аплодисменты. Я кивнула Ольге и ринулась в зал.
К счастью, на «бис» ничего не стали исполнять, и через две минуты я уже была за кулисами.
— Восхитительно, Дима! Ты был просто великолепен, — скороговоркой проговорила я, подскочив к Корнелюку. — Давай я тебе помогу переодеться.
Дмитрий Владимирович еще не пришел в себя после концерта и находился в каком-то эйфорическом состоянии. Он даже не обратил внимания на косые взгляды в мою сторону, когда я помогала Мите стянуть с него фрак и напялить «гражданскую» одежду.
Корнелюк продолжал витать в облаках и что-то напевать. Единственная осмысленная фраза, которую он произнес, была такой.
— А как сегодня замечательно прозвучал Стравинский! — проговорил он, вдруг остановившись, когда мы с ним под руку выходили в фойе.
— Божественно! — торопливо подтвердила я, нашаривая глазами в толпе Ольгу.
Ага, вот ее кофточка в крупный горошек слева. И рядом с ней какая-то девушка. Ольга поймала мой взгляд и едва заметно кивнула.
— Замечательно, — проговорила я, покрепче ухватив Митю за локоть и придавая нашему движению верное направление. — Ольге тоже очень понравилось.
— Ольге? Правда? — расцвел Митя. — Не может быть! Откуда ты знаешь?
— Она сама мне сказала, — ответила я. — Мы перекинулись парой слов в перерыве…
Но тут дорогу нам преградила Мария Ахметовна. Богомоленко с восхищением смотрела на Дмитрия. Не в силах сдержать восторга, она обвила его шею руками и смачно поцеловала в щеку.
— Мама, ну что вы! — смутился Митя. — Я рад, что вам… что тебе понравилось…
— Это был лучший день в моей жизни, — проговорила Богомоленко, сморкаясь в платочек. — Знаешь, сынок, ты прости меня, если сможешь, но…
— Мама, пожалуйста, не надо, — попросил ее Митя, видя, что Мария Ахметовна намерена прилюдно разрыдаться. — Давайте я как-нибудь к вам приеду и мы обо всем поговорим. Хотите, в выходные?
— Твой отец был слишком властным человеком, — не обращая внимания на слова сына, продолжала Богомоленко. — Я быстро поняла, что мы с ним не уживемся, но он меня не отпускал. Я хотела уйти вместе с тобой, но он заявил: только через мой труп! Сына, мол, не отдам. И я ушла одна. Он не дал мне ни копейки, представляешь! Сказал: убирайся, если хочешь, но от меня ты ничего не получишь. Ведь мы с ним даже не были расписаны!
— Мама, давайте перенесем этот разговор на выходные, — твердо сказал Митя, чувствуя, как я дергаю его за рукав. — Пеките пироги, сцеживайте самогон и ждите меня в воскресенье к обеду.
Насилу отвертевшись от назойливых материнских жалоб и объятий, Митя уже сам тащил меня по мраморному полу фойе к Ольге.
— Выходит, что я еще и незаконнорожденный, — бросил он на ходу. — Каждый день какие-нибудь сюрпризы! С вами, женщинами, не соскучишься!
Вот мы и рядом с Ольгой. Слева от нее стояла девушка из тех, кого обычно называют «яркими» — броская помада, вызывающая прическа, тщательно подобранная косметика, дорогой туалет.
— Это Людмила, — не без опаски представила ее Ольга. — Мы вместе учимся, и я…
— Очень приятно, Женя, — пожала я протянутую руку. — Как вам концерт?
Пока Людмила что-то отвечала, я лихорадочно думала, как выудить из нее необходимую мне информацию. Я нутром чувствовала, что разгадка где-то рядом, но пока что понимала лишь одно — время идет слишком быстро, чтобы позволить себе тщательный анализ. Надо действовать, и действовать очень решительно!
— Значит, так, — внезапно произнесла я, оборвав речь Людмилы на полуслове. — Вы, голуби, поворкуйте в двух шагах от меня, а я пока поговорю с Людой. Эй, два шага — это значит два шага. В буквальном смысле, понятно? Вам есть, что сказать друг другу, но оставьте самое главное на потом, начните с прелюдии.
Люда смотрела на меня, выпучив подведенные темными тенями глаза. Когда Митя с Олей послушно выполнили мою команду, она удивилась еще больше.
— Как это они вас так слушаются? — с легким раздражением в голосе поинтересовалась она. — Вы что, новая Ольгина подруга?
— Скорее Митина, — ответила я. — Но это в данный момент несущественно.
— А что же существенно?
— То, что вы поделились кое с кем информацией, которая привела, — я стала загибать пальцы, — да, правильно, к трем трупам за два неполных дня. И боюсь, что это еще не предел.
— Да вы с ума сошли?! — возмутилась Людмила. — Как вы смеете так со мной…
— Остыньте, не стоит кипятиться, — отмахнулась я. — Дело слишком серьезное, чтобы тратить время на обмен такими условностями, как гневные восклицания. Впрочем, могу ответить: я в здравом уме, а смею я так с вами разговаривать, потому что тороплюсь. А тороплюсь я, потому что не хочу, чтобы количество мертвых тел умножалось в геометрической прогрессии — вчера один, сегодня два. Кто знает, сколько их будет завтра!
— Да что вам нужно от меня?! — уже чуть тише спросила Людмила.
— Почти ничего, — ответила я. — Вы сейчас напрягаете свою память и говорите мне, кому вы сказали, что четвертого октября домой к Ольге должен прийти Дмитрий Корнелюк. Если вы за минуту не вспомните, мы поедем в милицию, и там с вами будут разговаривать совсем на другом языке. Выбирайте и скажите спасибо, что я сразу не повезла вас в отделение. Ну-с, время пошло!
Мой напор было трудно вынести даже такому собранному человеку, как Людмила. Она мгновенно оценила ситуацию, поняла, что я не шучу, и из двух зол выбрала меньшее. Людмила постаралась принять спокойный и независимый вид и вежливо ответила мне:
— Я понятия не имею, о каких трупах вы говорите. То же самое я могла бы сказать и в милиции, но, сами понимаете, если можно обойтись без милиции, то лучше без нее обойтись. Поэтому я отвечаю на ваш вопрос: я сказала об этом своему приятелю, с которым сейчас живу. Если он замешан в этом деле — тем хуже для него. Но я не желаю иметь к этой истории никакого касательства. Если вы можете мне в этом помочь, то…
— Разумно, — оборвала я ее. — Приятель так приятель. Имя, адрес? Сейчас мы вчетвером — ребята, закругляйтесь, нам пора — поедем к нему и все выясним на месте. Если вы ни при чем — ради бога, живите себе спокойно, никто вас не тронет. Но мы должны разобраться во всем, правда?
На это Людмиле нечего было возразить. Она сочла за лучшее подчиниться, и мы все вместе спустились к машине. Людмила села рядом со мной, а Митя с Олей устроились на заднем сиденье.
Бросая между делом взгляды в зеркальце на эту парочку, я поняла, что все у них будет путем. Мое сексуальное воспитание Мити дало свои плоды — мой клиент чувствовал себя с Ольгой гораздо свободнее, это было заметно буквально во всем, от интонации его голоса до жестов: как он держал ее за руку, как подавал пальто, поправлял ей воротник. Ольга тоже не могла этого не заметить и была взволнована. Разумеется, ее обуревали смешанные чувства — понятная ревность по отношению ко мне, радость от того, что Дима снова принадлежит ей, предвкушение их будущей любви… В общем, я славно поработала и на этом фронте. А теперь — мавр сделал свое дело, мавр может уходить.