— В конце концов, — инженер посмотрел на чётки, но щёлкать больше не стал, — злодей решил взяться за девочку всерьёз.
— А она меня не выдала… — Сенька не сдержался, всхлипнул. — Да пропади он пропадом, этот клад! Лучше б Ташка сказала ему, что я обещался к ней придти — может, он бы тогда её не тронул. А я бы всё отдал, пускай он, падаль, подавится своим серебром! Это Князь, да? Или Очко? — смахнув рукавом слезы, спросил он. — Вы ведь, наверно, уже раздедуктировали?
— Нет, — разочаровал Сеньку господин Неймлес. — У меня недостаточно д-данных. Покойный каляка был слишком привержен к питию и, кажется, не умел держать язык за зубами. Раз о найденном кладе прослышали в шайке Князя, значит, могли знать и другие.
Потом наступило молчание. Скорик изо всех сил боролся с чувствительностью организма: с зубами, чтоб не клацали, с коленками, чтоб не дрожали, и со слезами, чтоб не текли. Эраст Петрович по своей дурацкой привычке ни с того ни с сего принялся марать бумагу. Обмакнул кисточку в тушечницу, намалевал на листке какую-то мудрёную загогулину. Маса внимательно следил за кисточкой. Покачал головой:
— Нехоросё.
— Сам вижу, — пробормотал инженер и закалякал снова, только быстрей. — А так?
— Ручше.
Нет, прямо малолетки какие-то, ей-богу! Тут такие дела, а они!
— Что вы хренью маетесь? — не выдержал Сенька. — Делать-то чего будем?
— Не “хренью маетесь”, а “занимаетесь ерундой”. Это раз. — Эраст Петрович склонил голову, любуясь своими каракулями. — Я не занимаюсь ерундой, а концентрирую мысль при помощи каллиграфии. Это два. Безупречно написанный иероглиф “справедливость” помог мне перейти от дедукции к п-проекции. Это три.
Скорик подумал и спросил:
— А?
Господин Неймлес вздохнул:
— Если ты чего-то недопонял или не расслышал, нужно говорить: “Простите, что?” Проекция в данном случае означает вывод аналитических умопостроений в п-практическую фазу. Итак. Благодаря твёрдости мадемуазель Ташки убийца остался ни с чем. Где и как тебя искать, ему неизвестно. Это с одной стороны хорошо, с другой стороны плохо.
— Чего ж плохого-то? — удивился Сенька.
— Преступник (предлагаю пока дать ему имя Кладоискатель) не может действовать, а стало быть, никак себя не проявит и ничем себя не выдаст. — Эраст Петрович оценивающе посмотрел на Скорика. — Можно, конечно, половить на живца, то есть нарочно подставить ему тебя, но слишком уж этот господин б-брутален. Ловля может выйти рискованной.
С этим Сенька спорить не стал. Видел он, как на живца-то ловят — на уклейку там или ещё на какую малую рыбёшку: сначала щука наживку зацапает, в хребте зубьями увязнет, и только потом уж её, хапугу, вытягивают ответ держать.
— А без живца его ловить как-нибудь можно? — осторожно поинтересовался он.
— Модзьно, — сказал сенсей. — Не на дзивца, а на мертвеца. Да, господзин? Я угадар?
Эраст Петрович нахмурился:
— Да, угадал. Но сколько раз тебе говорить: не пытайся каламбурить. Для этого ты ещё недостаточно овладел русским языком.
Сенька наморщил лоб. Выходило, что он один тут дурак, а остальные все умные.
— Какого ещё мертвеца?
— Маса имеет в виду даму по имени Смерть, — объяснил инженер. — Каким-то пока непонятным нам образом все хитровские з-злодеяния, произошедшие за последний месяц, связаны с этой особой. Равно как и все основные действующие лица: и Князь, и Очко, и прочие корифеи делового мира, и не в меру шустрый пристав, да и главная мишень Кладоискателя тоже.
Это про меня, догадался Скорик.
— Вы хотите его через Смерть поймать? Думаете, она заодно с этим гадом? — недоверчиво спросил он.
— Нет, не д-думаю. Более того, она согласилась мне помочь.
Вот это новость! Выходит, когда разочаровавшийся в людях Сенька через форточку вылез, они о чем-то там меж собой уговорились? Верней, он её уговорил, растравил себе душу Скорик. И не удержался, с небрежным видом спросил:
— Что, уделали её? Чай, нетрудно было.
Голос, иуда, дрогнул.
Инженер же легонько щёлкнул Сеньку по лбу.
— Подобных вопросов, Сеня, не задают, и уж во всяком случае на них не отвечают. Это раз. О женщинах вообще в п-подобном тоне не говорят. Это два. Но поскольку мы все, и в том числе она, будем делать одно общее дело, во избежание д-двусмысленностей отвечу: я эту барышню не “уделал” и даже не пытался. Это три.
Верить или нет? Может, попросить, чтоб побожился?
Скорик испытующе посмотрел на господина Неймлеса и решил, что такой врать не станет. Сразу будто камень с души свалился.
— А чем Смерть может нам помочь? — перешёл он на деловитый тон. — Если б чего про Кладоискателя этого знала, то, верно, сказала бы. Она зверства всякие не одобряет.
Маса значительно покряхтел — мол, готовьтесь, сейчас объявлю важное. Сенька к японцу повернулся, а тот произнёс такое, что не поймёшь — не разберёшь:
— Тайфу-но мэ.
Но инженер понял.
— Именно. Очень точная м-метафора. Око тайфуна. Знаешь, Сеня, что это такое? — Дождавшись, пока Скорик помотает головой, стал объяснять. — Тайфун — это страшный ураган, который несётся по морям и землям, сея разрушение и ужас. Но в самом центре этого вихря сохраняется очаг безмятежного покоя. Внутри тайфунова ока царит мир, но без этого с-статичного центра не было бы и свирепого смерча. Смерть не преступница, она никого не убивает — просто сидит у окна и вышивает на полотне причудливые узоры. Но самые беспощадные злодеи миллионного города роятся вокруг неё, как пчелы вокруг матки.
— Тодзе хорошее сравнение, — похвалил Маса. — Но моё все-таки ручше.
— Во всяком с-случае, романтичней. В эти дни я несколько раз наведывался в дом на Яузский бульвар и имел возможность узнать хозяйку ближе.
Ах, вот как? Сенька снова набычился. Ну вы, Эраст Петрович, и ловкач, всюду поспеваете. “Узнать ближе” — это как?