Я был пьян, мне хотелось спать, было непонятно, что делать дальше.
Я занялся огнем в камине. Пламя сильно разгорелось, и это было уже хорошо.
Я вспомнил, что у меня есть номер полицейского, который наполовину мне поверил. Я решил позвонить ему напрямую, но, как и следовало ожидать, мне никто не ответил.
Я размышлял, не поджечь ли дом. Я представлял, что смогу укрыться в одной из комнат и поджечь другую часть дома, а потом, в неразберихе, в дыму, при суете пожарных команд мне с Эми удастся убежать. Им будет гораздо труднее стрелять в людей, потому что они будут опасаться попасть в одного из своих.
Если я попытаюсь это сделать, мы с Эми рискуем погибнуть.
Я бы мог сдаться и надеяться, что против меня не будет серьезных обвинений. Я знал, что снаружи очень темно. Полицейские не установили прожекторов для освещения местности, а значит, если я открою дверь, они не поймут, есть ли у меня в руках оружие. Это показалось мне странным. Было бы естественно, если бы они навели на дверь фары машин, чтобы видеть, как я буду выходить. Или все сделано намеренно? Им нужна темнота, чтобы можно было в любой момент пробраться в дом? Значит, их стратегия – штурмовать.
Я постарался рассмотреть другие варианты. Я бы мог… Я не имел понятия, что еще мог сделать.
Думай, Сал, думай.
А если представить, что Габриэль невиновна? Ее захватил, скажем, Алекс. Возможно, он хочет ее убить. Меня арестуют, а если полиция и будет искать Габриэль, то не слишком долго. Она может погибнуть, прежде чем ее обнаружат. Мой арест не давал мне никаких преимуществ. Только я слышал, что она поехала к конструкциям Чиллиды. Возможно, кто-то следовал за ней на машине. Ведь Алекс не должен был знать, кто из нас отправится на железную дорогу, а кто – в Сан-Себастьян. Значит, за ней следили. Ее похитили, и Алекс позвонил в полицию от моего имени: но зачем? Чтобы я не мог явиться и спасти ее? Чтобы мне не верили, по крайней мере на первых порах, а у них было время уехать. Потом он ее убьет и сможет исчезнуть. В таком случае мне нужно бежать, чтобы помочь ей. Иначе я или сяду на несколько дней в тюрьму, как это уже было раньше, или меня застрелят.
Я стал снова прокручивать в голове всю ситуацию, которую только что обсудил сам с собой, и это было еще одним проявлением опьянения. Если предположить, что Габриэль окончательно сбрендила и желает организовать мою смерть или заключение в тюрьму, то она наверняка будет уверять, что я действительно держал ее в заложниках. Ей уже удалось подсунуть мою окровавленную рубашку, бог знает когда, на место убийства Олаи, и теперь мне не отвертеться. Тогда я все равно должен выбраться отсюда: чтобы найти доказательства своей невиновности или покинуть страну и до конца жизни работать барменом на одном из Греческих островов. Кто знает? Как бы то ни было, мне нужно было бежать.
Я сообразил, что одна из проблем заключалась в том, что они считали нас иностранцами, а следовательно, им казалось, что они не разбираются в логике нашего поведения; они не доверяют нам, как любым иностранцам, и постараются действовать решительно.
Снаружи раздался голос в громкоговорителе:
– Мы хотим поговорить с вами.
Очевидно, они где-то отыскали человека, владеющего английским; меня это удивило, потому что я считал, что мы нормально общаемся по-испански.
– Подойдите к телефону, – велел голос.
Я взял телефонную трубку.
– Мы просим, чтобы вы позволили нам говорить с заложницей.
– Не могу, потому что у меня нет заложницы, – ответил я.
Он, очевидно, ожидал от меня именно такого ответа, потому что сразу продолжил:
– Я должен вас предупредить, что если вы не желаете сотрудничать и не выдвигаете никаких требований, мы готовы взять дом штурмом.
– Я хотел связаться с полицейским, о котором упоминал, – запротестовал я.
– Как мы уже говорили, в его офисе нам сообщили, что вас разыскивают по обвинению, не имеющему отношения к похищению, а значит, он вряд ли будет расположен к вам лучше, чем я.
– Да, но я все равно хочу с ним связаться, – настаивал я.
– До вашего ареста мы не предоставим вам такой возможности.
Мне было интересно, начнут ли они штурмовать дом без всякого предупреждения, или объявят время и дадут несколько минут на размышление. Возможно, они ждали какое-то официальное лицо, которое должно дать добро на операцию.
Я вбил себе голову, что штурма уже не избежать, но возможно, это была паранойя. Насколько я еще оставался пьян? Могло быть и хуже.
В итоге я вернулся к своему первоначальному решению: нужно бежать, а не сдаваться. Конечно, была вероятность, что меня схватят при попытке побега, но тут уж ничего не поделаешь. Я и так потратил слишком много времени на пьяные сомнения.
Человек, забравший Эми и, вероятно, мою белую рубашку, проникал в наш дом беспрепятственно. Я постарался сконцентрироваться на этом. Это могло подсказать мне, как действовать. Я отнес Эми в ее комнату и огляделся. Окна были наглухо закрыты. Снаружи не было балкона или выступа, поэтому я сомневался, что сюда можно забраться без помощи лестниц.
Потом я зашел в ванную. Здесь окно было маленьким и тоже надежно запертым. Мне всегда казалось, что изначально в ванной было второе окно, но его забили, когда к одной из стен пристроили сарай. Помещение выглядело вполне надежным.
Я вернулся в комнату Эми.
Чердак.
В потолке был люк, ведущий на чердак. Я пододвинул стул и встал на него. Люк открылся легко, но наверху было темно, и я взял фонарь.
Ничего интересного. Темный чердак без окон и без других лазов.
Но все равно чердак казался наиболее подходящим путем для побега.
Я взял фонарик в зубы и стал пробираться наверх. Моя пораненная рука болела от напряжения, но это было меньшее из зол.
Мне повезло. В одном месте между кирпичами образовалась прореха; очевидно, здесь начал крошиться цемент.
Я вынул несколько верхних кирпичей. У моих ног уже была небольшая куча цемента – там, где известка обсыпалась раньше. Было очень похоже, что эти кирпичи вынимали раньше, а потом вернули на место.
Теперь передо мной зияла дыра в четыре кирпича шириной и три глубиной. Я просунул туда фонарь. Там находился пристроенный к дому сарай с односкатной крышей, где я хранил инструменты и газонокосилку. Хотя он располагался на самом высоком склоне холма, все же чердак был в девяти футах от земли. Прыгать довольно рискованно, но я вполне мог это сделать. Первая хорошая новость за несколько месяцев.
Если похитители Эми проникли таким образом, то они совершили крутое восхождение; но все же это было вероятно. Еще им пришлось сбить наружный засов с сарая. Или отвинтить его, что, как я теперь понимал, не слишком тяжело. После того как Эми похитили во второй раз, я не выходил в сад и не проверял, был ли взломан или снят засов. Теперь я молился, чтобы так оно и было, иначе я бы не смог выбраться из сарая.