А помимо того, Мирабель умеет рисовать. Продукция ее малочисленна и малоформатна. Всего несколько рисунков, четыре на пять дюймов, в год — к тому же проникнутых леденящим духом читаемых ею ужасов. Она плотно заштриховывает бумагу черным восковым карандашом, покрывая все, кроме образа, который хочет представить, и кажется, что этот образ всплывает из тьмы. Ее последний мотив: скорчившийся мальчик из Помпеи, впечатанный в лаву. Рука у нее твердая, натренированная за те годы, что Мирабель провела в колледже Калифорнии, получая степень магистра изящных искусств и накапливая долг в тридцать девять тысяч долларов по студенческим займам. Магистерская степень превращает ее в ходячую аномалию среди «нимановских» парфюмерных и обувных девушек, чьи наивысшие достижения сводятся к тому, что они были умничками в старших классах. Изредка — но достаточно часто, чтобы собрать небольшую коллекцию собственных работ, — Мирабель достает уголь опускает лампу пониже, поближе к твердой поверхности кухонного стола, и принимается рисовать. Затем рисунок покрывается фиксажем и отправляется в профессиональный «портфолио». Эти вечера за рисованием истощают ее силы, ведь требуется сконцентрировать всю свою энергию, и в такие вечера она кое-как добирается до постели и проваливается в глубокий сон.
Обычные вечера проходят привычно попросту — за умащением тела лосьоном под разговоры с видимой киской, прерываемые восклицаниями, обращенными к предполагаемой кошке за диваном. Окажись рядом безгласный наблюдатель. Мирабель показалась бы ему счастливой девушкой, которая прихорашивается перед вылазкой в город. Но в действительности все эти занятия — лишь физические проявления ее неподвижности.
Сегодня, завершая вечер, Мирабель вслух желает спокойной ночи обеим кошкам и закрывает глаза. Рука щелкает выключателем лампы, и голова наполняется призраками. Теперь ее ум может витать среди любых пейзажей по своей прихоти, и начинается еженощный ритуал грез наяву. Вот она стоит у кромки тропической лагуны. Сзади к ней подходит мужчина, обвивает ее руками и, уткнувшись лицом в ее шею, шепчет: «Не двигайся». От этого образа первая молекула влаги выделяется у нее внизу живота, и, заложив ладонь между ног, девушка засыпает.
Утро, сухой корм, выложенный накануне в корытце, исчез — еще одно проявление фантомной кошки. Мирабель, с заспанными глазами, все еще в полудреме, готовит завтрак и принимает свой «серзон».
«Серзон» — это божий дар, который освобождает ее от обездвиживающей депрессии, той, что в противном случае окутала бы ее и просочилась в тело, как ядовитый туман. Препарат отгоняет депрессию — впрочем, та всегда маячит где-то неподалеку. Вдобавок это уже третий осветлитель настроения, который Мирабель испробовала за энное количество лет. Первые два действовали, и действовали отлично какое-то время, а потом вдруг разлюбили ее. Всегда приходится нелегко, покуда новый препарат — а на первых порах его следует смешивать с прежним — не укоренится в мозгу и не пустит в ход свою таинственную химию.
Депрессия, с которой Мирабель сражается, — не новость, не симптом, который развился у молодой женщины, переехавшей на самостоятельное житье в Лос-Анджелес. Впервые депрессия легла на тетиву в Вермонте (там выросла Мирабель), лук выстрелил, и с тех пор стрела сопровождает ее повсюду. С помощью лекарства Мирабель, как правило, может обуздать депрессию, не допустить ее в свою повседневную жизнь. Бывают, однако, черные полосы, когда она не в состоянии встать с постели. Она до последнего использует все дни отсутствия по болезни, предусмотренные в ее «нимановском» контракте.
Невзирая на депрессию, Мирабель нравится думать, что она обладает юмором. При случае, она умеет отпускать шуточки и веселиться вовсю. В таком настроении, думает Мирабель, она становится центром внимания на вечеринках и междусобойчиках. На самом деле, во время этих приступов жизнерадостности она просто дотягивает до нормы. Но для Мирабель это настолько исключительные ощущения, что ей кажется, будто она выделяется. Сила на этих вечеринках остается за невротически энергичными женщинами, которые привлекают мужчин, жаждущих их укротить.
Мирабель привлекает мужчин иного склада. Они застенчивее, скупее на слова. Они долго приглядываются к ней, прежде чем подойти, и если находят в ней что-то привлекательное, это — простое что-то у нее внутри.
В свои двадцать шесть Джереми на два года младше Мирабель. Он вырос в разгильдяйской атмосфере лос-анджелесской средней школы, где чахнут все порывы и после которой в колледж прорываются немногие — благодаря энтузиазму и харизме отдельных преподавателей. Джереми не метил в колледж, а, следовательно, ему не грозило столкновение с новыми людьми и мыслями — в настоящий момент он трафаретит логотипы на усилительных колонках, — его жизнь после школы по тонкой льдистой корочке съехала под уклон, пошла вкось. Показательно, что он и Мирабель повстречались в прачечной-автомате, в самом негламурном месте для свиданий на свете. Первый контакт: «привет» для начала, небрежное «до скорого» на прощание, а Мирабель как стояла, так и стоит среди своего сырого белья и спортивных шортов.
У Джереми с Мирабель было два с половиной свидания. Половинка длилась вообще-то весь вечер, но все было в пару, и Мирабель никак не могла оценить полновесным баллом.
На первом свидании, состоявшем, главным образом, из скитаний по торговому центру, где Джереми все норовил дотронуться до ее зада тыльной стороной ладони, ей пришлось заплатить свою половину за ужин, а потом, когда она предложила все-таки зайти в кинотеатр, чья неоновая вывеска загипнотизировала Джереми, кавалер заставил ее саму заплатить и за билет. Мирабель была не по карману новая встреча на тех же условиях, а объяснить это ему было непросто.
Беседа за ужином тоже не заладилась — они напоминали старых супругов, которым уже почти нечего сказать друг другу. Проводив ее до дверей, он странным образом вывернул наизнанку процедуру свидания и оставил ей свой телефонный номер. Не исключено, что несмотря на жуткое первое свидание, она бы его все же поцеловала, но он явно не знал с какой стороны подойти. Тем не менее, у Джереми есть одно выдающееся качество — она ему нравится. А это качество делает человека бесконечно интересным в глазах нравящегося. И в конце их первого свидания, когда она уже переступила порог и ее рука захлопывала дверь, они успели обменяться непередаваемо пронзительными взглядами. Оказавшись же дома, она вместо того, чтобы навсегда затерять его номер в кармане своего пальто, рассеянно сунула его под телефон.
Через шесть дней после их первого свидания, которое сократило капиталы Мирабель на двадцать процентов, она опять сталкивается с Джереми в прачечной. Он машет ей рукой, показывает большой палец, а после смотрит, как она загружает одежду в машины. Подойти он как будто не в состоянии, но говорит достаточно громко, чтобы перекрыть кудахтанье дюжины стиральных машинок:
— Смотрела вчера матч?
Позже ошеломленная Мирабель узнает, что Джереми рассматривает это как их второе свидание. Данный факт всплывает, когда во время одного незадавшегося междусобойчика Джереми пытается прощупать «вторую базу» и ссылается на «правило третьего свидания». Никакими такими правилами Мирабель не проведешь, и она поясняет Джереми, что у нее в голове не укладывается, как встречу у стиральной машинки и любую другую встречу с поднятием больших пальцев можно считать свиданием.