Только этот парень — не обычный такой парень, а красный.
Этот персонаж — красный парень — теперь прочно утвердился в воображении читателя. Полнокровная личность со своими мечтами и чаяньями, совсем как читатель. Особенно если читатель — и сам красный парень. Теперь, возможно, вам захочется придать своему персонажу отличительную черту. Вы можете проинформировать читателя об отличительной черте персонажа одним из двух способов. Первый — просто сказать, какова эта черта, например:
Но этот красный парень отличался от большинства остальных красных парней. Этот красный парень любил фраппе.
Второй способ коренится в действии: заставьте красного парня подойти к стойке бара и заказать фраппе, например, так:
— Что будешь, красный парень?
— Я буду фраппе.
Как только вы овладеете двумя этими концепциями — прорисовкой колоритных персонажей и сопутствующими прилагательными, — считайте, вы на пути к тому, чтобы стать следующим братом Шекспира. И не забывайте патентовать любые свои идеи, которые могут оказаться оригинальными. Вам же не захочется беспомощно стоять и смотреть, как ваш знакомый «красный парень» вдруг зайдет в бар в рекламном ролике фраппе.
Разработка диалогов
Многих прекрасных писателей обуревает робость, когда им приходится записывать, как люди в жизни разговаривают. Вообще–то это довольно легко. Просто понизьте свой коэффициент интеллекта на 50 баллов и начинайте печатать!
Тема произведения
Поскольку темы в таком большом дефиците, я готов предоставить несколько тем тем писателям, кто прозябает в краях побезрадостнее. Сберегите их и обратитесь к ним в суицидную зимнюю пору:
— «Голые драчливые трусики»: хорошее сексапильное название с массой перспектив.
— Как насчет пособия по диете, предлагающего вашим свободным радикалам не вступать в кетоз, пока весь имеющийся инсулин не зарядится углеродом?
— Что–нибудь про то, что волны на пляже все набегают и набегают, и как это поразительно (здесь я чую бестселлер).
— «Видения меланхолии из окна скорого поезда»: Вот, какой–нибудь иностранный писатель уже кидается к своей клавиатуре, готовый колотить по ней, как Горовиц. Вместе c тем, название это — дутая цепочка слов совершенно безо всякого смысла, которая отправит вашу книжку в «хюдожественную» секцию «Барнз–энд–Ноубла», где — угадайте с трех раз — она и сгинет, спишется в остатки и сдохнет.
—
Слово, которого следует избегать
«Ё–прст!» ничего не выхарит для вас у людей, распределяющих премию «Букер». Избавьтесь от него.
Добиться публикации
У меня имеется два замечания насчет издателей:
1. В наши дни они бывают либо мужчинами, либо женщинами.
2. Они любят, чтобы в обращении к ним применялись соответствующие местоимения. Если ваш издатель — мужчина, говорите о нем «он». Если ваш издатель — женщина, более правильным считается употребление местоимения «она». Как только взаимопонимание с издателем установлено, к обоим полам применимо слово «крошка».
Как только вы установили правильный режим употребления местоимений, вы готовы «окучивать» своего издателя. Скажем, ваш любимый писатель — Данте. Позвоните издателю Данте и скажите, что хотели бы пригласить их обоих на ланч. Если секретарь скажет что–нибудь вроде: «Но ведь Данте уже умер», проявите сочувствие и отвечайте: «Прошу принять мои соболезнования». А оказавшись за столиком в ресторане, постарайтесь не сидеть с насупленным видом. Издатели любят жизнерадостных, счастливых авторов, хотя внушительное впечатление иногда производит медленный и широкий взмах рукой по–над обеденным столом, при котором все тарелки с едой сыплются на пол, сопровождаемые криком: «Sic Semper Tyrannis!» [2]
Демонстрация письма на деле
Легко говорить о писании, еще легче — делать его. Смотрите:
Зовите меня Ишмаэль. Стоял холод, сильный холод в горном городке Килиманджаровилль©. Я слышал колокол. Он звонил [3] . К тому же я знал, по ком именно он звонит. Он звонил по мне, Ишмаэлю Твисту©, красному парню, которому нравится фраппе. [Примечание автора: Вот теперь я застрял. Подхожу к розе и вглядываюсь в ее сердце.] Вот–вот, Ишмаэлю Твисту®.
Обратите внимание на ударную концовку — никогда не устану подчеркивать важность мощного заключительного аккорда.
Это пример того, что я называю «чистым» письмом, — оно имеет место, когда у него нет никакой возможности стать сценарием. Чистое письмо приносит больше удовлетворения, чем какое–либо другое, ибо постоянно сопровождается внутренним голосом, повторяющим: «Зачем я это все пишу?» Тогда и только тогда писатель может надеяться на высочайшее достижение литературы — внутренний голос читателя, высказывающий комплимент: «Зачем я это все читаю?»
Несколько лет назад в Нью–Йорке на Пятой авеню обнаружили Микеланджело. На прошлой неделе в Лос–Анджелесе я осознал, что купальня для птиц у меня в саду принадлежит резцу Рафаэля. Я проходил мимо нее тысячу раз; как и множество продюсеров, актеров, исполнительных директоров, да время от времени — приблудного сценариста. Ни один ни разу и не упоминал о ее принадлежности Рафаэлю. Никто не побеспокоился вообще кому бы то ни было ее приписать, что удивляет меня, поскольку я заметил: большинство моих гостей проводит много времени, обсуждая эту птичью купальню. Я пытаюсь направить беседу в русло моих фильмов, моих выступлений на телевидении и моих ранних работ, но часто слышу в ответ: «Какая очаровательная купальня для птичек!» Для меня это еще одно свидетельство того, что она принадлежит Рафаэлю: от нее просто невозможно оторвать глаз.
Много шума поднималось по поводу того, что Рафаэль никогда не был скульптором, но мало известно, что он разработал множество утилитарных предметов, которые мы теперь воспринимаем как должное, включая портик, доставку конфет к празднику и маргарин «Олестра» без холестерола. Сюда же относятся и орнитологические артефакты — например, бельевая веревка. Купальня для птиц вполне вписывается в канон шедевров Мастера. Моя, например, стилистически характерна для его работ, включая триангуляцию (инвертированную), психологически заряженное отрицательное пространство и лепную Мадонну, удерживающую на руках младенца, который выглядит лет на пятьдесят. Идентичные купальни для птиц появляются в тринадцати из его полотен; существует и портрет кисти Вазари — «Рафаэль, пишущий купальню для птиц»; и, наконец, в последнем дневнике Мастера найдены каракули, в переводе означающие: «Отправьте мою купальню для птиц в Глендэйл», где я ее, собственно и приобрел на барахолке.