Петро даже закричать не мог — настолько сильной была боль. Первый раз я видела, как человек такой комплекции теряет сознание за секунду.
Если бы я вовремя не отпихнула его ногой, предварительно, разумеется, с удовольствием выплюнув его потерявший силу отросток, то «бык» свалился бы на меня всей массой своей туши.
Уф, кажется, я на некоторое время получила свободу. Нашарив в кармане бесчувственного тела ключ, я отперла дверь и выглянула в коридор.
И в эту самую минуту…
Сначала мне показалось, что началась война. Скажем, гражданская.
Народ, потеряв терпение, начал крушить все и вся, не преминув обратить свой гнев и на особняки богатых людей. В общем, все как полагается.
Зимний воздух наполнился запахом гари, вечереющее небо рассекалось трассами пуль, вдалеке мерно стрекотали автоматы и слышались разрывы гранат.
«Похоже, это штурм, — заключила я. — Уж не в мою ли честь этот салют?»
По коридору послышался топот ног. Я захлопнула дверь, запрыгнула на высокий подоконник и спряталась за шторой, вжавшись в часть стены, не соприкасавшуюся со стеклом, получить с улицы пулю в спину мне не улыбалось.
К двери подбежали Рифмач с Кентом. Роберт Иванович был крайне взволнован — настолько, что у него начал прорезаться голос.
— Даже переговоры вести не хотят, — хрипел он. — Я деньги давал — не берут. Выходит, решили меня сдать, гады! Ну ничего, я им кровь попорчу!
Лысый Кент отнюдь не разделял агрессивного оптимизма своего хозяина.
И его можно было понять. Одно дело — когда работаешь координатором в криминальной фирме и занимаешься исключительно бизнесом, и совсем другое дело — когда с этой фирмой начинают вести себя так, как и положено государству вести себя с бандитами.
— Девку — в заложники, если она им так дорога! — заявил Рифмач, дергая на себя запертую дверь комнаты. — Эй, Петро! Петро!!!
Но Петро валялся у окна, уткнувшись мордой в мраморный пол, и еще минут пятнадцать, по моим подсчетам, не смог бы уделить внимания своему хозяину.
— Да что же это такое! — взбешенно заверещал Рифмач. — Хоть вертолет выводи да сматывайся отсюда к чертовой матери в Дагестан!
— Собьют, — неуверенно проговорил Кент. — Лучше сдаться.
— Ты думаешь, они оставят меня в живых? — обернулся к нему Рифмач. — Да я ведь такого наговорю на допросах, что ни одна соба…
Эту фразу ему не суждено было закончить. Прозвучали два глухих выстрела, и Роберт Иванович Фомичев, с аккуратной дыркой между глаз, стал медленно оседать на пол, утягивая за собой Кента, чья лысина была раздроблена выстрелом сзади.
Вслед за тем послышались торопливые убегающие шаги. Такого поворота событий я не ожидала. Соскочив с подоконника, я кинулась было бежать за стрелявшим, но поняла, что мне его не догнать.
Тогда я быстро наклонилась к трупу Кента и, задрав выпроставшуюся во время падения рубашку, сняла с пояса его пейджер.
Перелистав несколько сообщений, я набрела на то, которое столь сильно изменило ко мне отношение у лысого, а вслед за ним и у хозяина дома.
«Человек Раменского — провокатор. Девка должна вызвать шухер, и опера будут штурмовать дом. Тебя хотят свалить, этот вопрос почти решен».
Подписи под этой славной эпистолой не наблюдалось. Я представила себе физиономию девочки из пейджинговой компании, которая принимает такое сообщение, и не могла не улыбнуться даже в такой момент.
А момент был что надо!
Битва разгоралась с каждой минутой, и нападающие брали перевес над защитниками «крепости». Уж и не знаю, что там сталось с сотрудниками охраны на въезде, но братве, засевшей во флигеле, явно не повезло. На снегу уже валялось несколько убитых, остальные выбегали с поднятыми руками и, пригнув голову, двигались под дулами автоматов в сторону видневшегося из — за голубых елей по правую сторону бронетранспортера.
В обеденном зале я нашла почти ту же компанию: рыдающую Ксюшу, ошарашенного англичанина, бухгалтершу, которая сосредоточенно жгла какие-то бумаги, и чету Пастуховых. Лучше всех себя чувствовал Юрий Ильич.
Теперь Пастухову никто не мешал припадать к горлышку очередной бутылки, каждый глоток из которой он смачно заедал куском ананаса. Его супруга, не обращая на мужа никакого внимания, взволнованно переговаривалась с кем-то по мобильному телефону.
В общем, ощущение было такое, как будто ты находишься в рейхсканцелярии во время штурма Берлина. Наконец дверь настежь распахнулась, и в столовую ворвались вооруженные люди. Вслед за ними зашли несколько человек в штатском.
Среди них я увидела Рената Касимова. Судя по его лицу, произошло нечто экстраординарное, и я уже начинала догадываться, что именно.
Но нам удалось переговорить не сразу. Где-то с полчаса меня мурыжили строгие дяди в штатском, которые интересовались, каким образом я оказалась заложницей у Фомичева и какие у меня дела с Рифмачом.
Я сначала пыталась отнекиваться, но, когда привели очухавшегося Петро, тот быстро объяснил интересующимся господам, что эта «сучка», то есть я, пыталась вешать лапшу на уши его хозяину, что тот велел с ней разобраться, но он, Петро, понял, что дело пахнет керосином, и решил не выполнять приказа босса.
Петро выплывал как мог, хотя я не думаю, чтобы это ему очень помогло. Я не стала уточнять, что происходило на самом деле, умолчала и об убийстве Фомичева и Кента — ведшие допрос следователи полагали, что бандита и его координатора завалил кто-то из своих.
За время нашей беседы в форме вопросов и ответов я поняла, что меня подставили, использовав как пешку в крупной игре.
Оставалось выяснить, стоял ли за этой опасной авантюрой сам Раменский либо кто-то еще.
Я была крайне зла на «рыбного короля» и решила выяснить, чьими же руками был убит Фомичев. То, что меня использовали в качестве живой приманки и повода для нападения на базу Рифмача, сомнений не вызывало.
И вот я выхожу на улицу к Ренату, а он мне и говорит:
— Слава Богу, хоть с вами все в порядке. В шефа стреляли полчаса назад.
* * *
Андрей Васильевич Раменский лежал на диване в своем загородном доме и стонал.
Виктория Федоровна, запахнувшись в дорогой теплый халат, стояла возле окна и презрительно смотрела на своего мужа. Когда она соизволила бросить на меня один-единственный взгляд, я прочла в нем немой вопрос.
— Меня не было рядом, — только и могла я ответить. — Иначе этого бы не произошло.
Но Виктория Федоровна лишь пожала плечами — откуда, мол, такая уверенность? — и вышла из комнаты, хлопнув дверью.
— Вот так я и живу, — беспомощно улыбнулся Раменский. — Уж лучше бы и вправду ухлопали. Ну да ладно, Женя, присаживайтесь. Видите, как меня продырявили, а? И ведь где? На пороге дома в центре города!