— Да, — сказал Маркус, — мне тоже снился сон.
— А что? Ты так неприветливо улыбался.
— Мне снилось, что я очень приветлив.
— Папа, по современному этикету полагается носить перчатки?
Маркус стоял перед зеркалом в коридоре и рассматривал лицо. Он зачесал мокрые волосы на сторону, оставив ровный пробор. Монс шел из гостиной и беспокойно поглядывал на сына. Он не понимал, что происходит. Очевидно, что Маркус в последнее время стремительно развивается. В течение четырех дней он стал значительно вежливей. Он открывал отцу дверь, когда тот шел на работу, постоянно напирал на то, что его зовут Маркус, что Монс, в общем-то, и так знал, и непрерывно улыбался той самой приветливой улыбочкой, с которой он ходил во сне. Казалось, что вот-вот он станет совершенно взрослым, а Монс не был уверен, хотелось ли ему этого. Если бы Маркус не был его собственным сыном, он бы сказал, что мальчик вот-вот превратится в пижона.
— Откуда мне знать, — сказал он немного нервно, — я не очень-то об этом задумывался.
— А я знаю, — сказал Маркус. — По этикету не обязательно ходить в перчатках.
— Приятно слышать, — вздохнул отец.
— Только если хочешь добавить к весеннему костюму красивый аксессуар. В остальном же сегодня ходят без шляпы и перчаток, если на улице не слишком холодно. Но, папа, что нам делать, если мы категорически против того, чтобы гости приходили к нам в джинсах?
— Над этой проблемой я тоже не очень много думал, — сказал Монс и посмотрел на часы.
Маркус кивнул:
— И ведь многие не думали. Но время от времени хочется, чтобы костюм был со стилем, а смокинг или фрак надевать не хочется, правда же?
— Конечно, иногда хочется быть стильным.
Маркус открыл дверь и приветливо улыбнулся отцу:
— Хорошего тебе дня, папа.
Монс тяжело вздохнул и медленно, опустив голову, пошел вниз по дороге.
Маркус стоял в дверях и смотрел ему вслед. У него был комок в горле. Может, он и вел себя как джентльмен, но чувствовал себя идиотом. Каждый раз, когда он вежливо кивал отцу, ему хотелось вместо этого броситься ему на шею, но он не мог. Он должен был упражняться в хороших манерах, пока поведение его не станет естественным и он не сможет идти по жизни с поднятой головой. Пока что идти с поднятой головой было ужасно. Казалось, что тебя придавливает несколько тонн страха и беспокойства. Если бы он мог выбирать, он бы потратил больше времени на изучение хороших манер. Семьдесят или восемьдесят лет, например. Но у него не было выбора. Завтра предстояло идти в ресторан «Звезда», а через две недели в Хортен приезжала Диана Мортенсен. Кстати, им до сих пор не пришел ответ на последнее письмо. Может быть, она передумала или получила потрясающую роль, из-за которой ей пришлось остаться в Голливуде. Тогда он мог немного расслабиться. И наслаждаться детством как можно дольше. М-да, может, это и не было наслаждением, но, по крайней мере, детство было лучше, чем эта вежливость. Он прочитал книгу четыре раза и обсудил каждую главу с Сигмундом в штаб-квартире. На бумаге все было так просто, а в реальности все было куда хуже. Точно так же, как в танцевальной школе. Может быть, всем и необязательно танцевать всю свою жизнь или правильно себя подавать. Он не знал. Он знал одно: если кому-то и надо было учиться себя подавать, и учиться очень быстро, так это ему.
Он закрыл дверь и снова уставился на свое отражение в зеркале. Гладко зачесанные волосы лежали на голове, как свежий асфальт. Он был похож на гангстера. Нет, никуда не деться. Пусть будут кудри. Он радовался, словно преступник пожизненному заключению.
В дверь позвонили. Он, как мог, растрепал волосы и открыл. Пришел Сигмунд.
— Привет, — сказал он, — я взял напрокат смокинги.
— Это необходимо? — спросил Маркус. — А мы не можем просто надеть костюмы?
— Нет, надо придерживаться стиля, знаешь ли. Письмо сегодня не приходило?
— Нет.
— Еще придет, — весело сказал Сигмунд. — Надевай смокинг.
— А до завтра нельзя подождать?
— Нам же надо проверить, как он на тебе сидит.
Маркус ощутил легкую надежду.
— Да, может, он не подойдет. Тогда…
— Тогда возьмем другой смокинг.
— Ну да.
Смокинг сидел как влитой. Маркус посмотрел на себя в зеркало, и ему почти даже понравился молодой человек, который смотрел на него. Смокинг был черным с красным поясом, красными кантиками на лацканах и с красным платочком, который Сигмунд идеально сложил и положил в нагрудный карман. Никто бы не заметил, что пуговицы на манжетах не из настоящего золота.
— Элегантно, — сказал Сигмунд.
Маркус кивнул.
— Можно его теперь снять?
— Нет, думаю, тебе стоит походить в нем сегодня, чтобы привыкнуть. Так, теперь волосы.
— Что с волосами? — спросил Маркус, хотя отлично знал, что его ждет.
— Надо их завить.
— А нельзя подождать до встречи с Дианой?
— Нет, нельзя, — решительно ответил Сигмунд. — Завтрашний обед — это генеральная репетиция, а на генеральной репетиции все играют в гриме и костюмах, так же как на премьере.
— Я отказываюсь гримироваться! — вскрикнул Маркус.
Где-то надо было ставить точку. Правда, он поклялся делать всё для Дианы, но «всё» значило всё, кроме грима!
— Расслабься, — сказал Сигмунд, — завить волосы значит примерно то же, что загримироваться. Я прихватил щипцы моей сестры.
Через пять часов Маркус медленно, опустив голову, расхаживал по гостиной с завитыми волосами и в смокинге, а тем временем Сигмунд забрасывал его вопросами о том, как себя ведут в ресторане.
— Кто первым подходит к столу, мужчина или женщина?
— Если стол заказан и метрдотель показывает дорогу к столу, гости следуют за ним, и мужчина или пригласивший гостей идет последним, — механически сказал Маркус.
— А если пара самостоятельно идет за столик?
— Тогда мужчина идет первым.
— Правильно. Кто где должен сидеть, если в ресторане места с одной стороны оказываются у стены?
— Тогда надо найти другой ресторан.
— Я серьезно, Маркус!
— Тогда дама должна сесть у стены с видом на зал. Поиграем в шашки?
— Нет. Мы пригласили гостей в ресторан. Чего мы ожидаем от метрдотеля или официанта?
Маркус тяжело вздохнул и ответил как можно лучше. Пройдя один раз все правила поведения в ресторане, они начали сначала. В половине пятого Маркус знал главу наизусть. Метрдотеля и официантов в ресторане «Звезда» ожидало нечто. И Монса тоже. Без четверти пять они услышали, что он открывает входную дверь.