Асфальтированная площадка рядом со входом была довольно плотно заставлена машинами. Тщательно маневрируя, я проехала сквозь нее и пристроила свой «Фольксваген» на заднем дворе. Я заглушила мотор, достала сумочку, внешне похожую на большую косметичку, и принялась за работу. В сумочке находился мой походный гримерный набор. Я справедливо полагала, что не стоит появляться перед Аркашей в своем собственном обличье. Было бы совершенно невозможно предсказать его реакцию на мое появление. Поэтому я решила слегка изменить свою внешность.
Я часто прибегала к гриму и переодеванию, чтобы получить необходимую информацию и при этом остаться неузнанной в целях собственной же безопасности.
Бывать в различного рода медицинских учреждениях мне приходилось не один раз. В зависимости от целей визита и степени закрытости посещаемого учреждения я изображала из себя либо медсестру, либо недавно принятую на работу санитарку. Что касается «второй городской», то она была местом практически свободного посещения. Разумеется, в определенные часы. Поэтому, немного подумав о том, кем мне стать на этот раз, я остановила свой выбор на враче, как на человеке, обладающем достаточной властью, чтобы требовать и получать необходимую информацию.
Главное — умело принять уверенный вид. Классический принцип, сформулированный еще Остапом Бендером, — «действовать смело, поменьше спрашивать, побольше цинизма, людям это нравится» — действовал безотказно почти всегда. Я надела парик и через минуту преобразилась в молодую, несколько стервозную врачиху с очками в тонкой модной оправе.
Перед самым выходом я в последний раз бросила взгляд на себя в зеркало заднего вида, оценила проделанную над собой работу и вышла из автомобиля. На улице было довольно прохладно, однако я не взяла плащ из салона автомобиля, а осталась в легкомысленной для такой погоды кофточке.
Дойти до «черного» входа было делом нескольких секунд. Я раскрыла скрипучую и разболтанную дверь, а затем проскользнула в полумрак подсобки. Еще не успев полностью привыкнуть к темноте, я достала из захваченного с собой пакета накрахмаленный халат и быстро надела его. В легкой кофточке под ним я выглядела так, что было совершенно невозможно подумать, будто я пришла с улицы. Для полной убедительности я также извлекла из пакета приобретенный специально для таких случаев фонендоскоп и непринужденно, словно модный шарфик, повесила его на шею.
Сложенный пакет полетел в темный угол, а я уверенной походкой проследовала в центральный холл больницы. Расположение коридоров и многочисленных дверей «второй городской» было мне неплохо знакомо. Мне довелось несколько раз побывать здесь раньше, а посетив однажды какое-нибудь здание, его планировку я уже не забывала.
На первом этаже располагались приемное отделение, лифты и лестничные пролеты, ведущие наверх и в стороны по многочисленным отделениям. Здесь же была и справочная. Но воспользоваться ее услугами мешало то обстоятельство, что ни фамилия, ни настоящее имя Аркаши мне не были известны. Это, конечно, в некоторой степени затрудняло мою задачу, но, разумеется, ни в коей мере не могло меня остановить.
— Да подождите вы немножко, в конце концов, — из дверей приемного раздался раздраженный голос, обращенный к престарелой бабке, бестолково порывавшейся пройти в закрываемую перед самым ее носом дверь. — Сейчас врач освободится и займется вами, — продолжил голос в ответ на ее причитания.
Я ускорила шаг, почти пролетела мимо ряда унылых, с выражением безнадежной тоски и ожидания лиц вдоль стены и успела проскочить в дверь, прежде чем на ней щелкнула задвижка с обратной стороны. Я зашла внутрь приемного отделения. Картина, представшая моим глазам с самого порога, была совершенно типичной для любого женского коллектива. На задвинутом в угол столе стояли чашки, тарелка с бутербродами и заварной чайник с отбитым носиком. Но весь медицинский персонал в виде трех молодых медсестер, не считая ту, что стояла в дверях рядом со мной, занимался обсуждением нижнего белья.
Его демонстрировала одна из них, поворачиваясь, словно на подиуме и выставляя напоказ загорелую грудь в черной кружевной оправе лифчика. Белый халат с блузкой висели на спинке стула.
— Света! Ты скоро там? — спросила стоявшая ко мне спиной полная медсестра, нетерпеливо щелкая пальцами.
Света, до этого раздраженно выпроваживавшая бабку от дверей, при моем появлении молчала с несколько виноватым видом. Ее полная подруга, не дождавшись ответа, развернулась с мою сторону и тоже в нерешительности застыла на месте. Самодеятельная манекенщица в это время также заметила меня и испуганно ойкнула.
Перекинутый через шею фонендоскоп придавал мне вид человека, стоявшего на более высокой ступени внутрибольничной социальной лестницы. Физически ощущаемое напряжение, повисшее при моем появлении в воздухе, создавало чувство вязкой неловкости.
— Ой, какая прелесть! — быстро сориентировавшись в обстановке, разрядила я атмосферу. — Откуда это?
— Из «Соблазна», — облегченно ответила модель, и остальные присутствовавшие одобрительно загудели, сообразив, что, по-видимому, положенный в такой ситуации разнос отменяется.
— И сколько? — продолжила я для поддержания разговора.
Далее последовало коллективное обсуждение дороговизны, низкой зарплаты и несомненных достоинств демонстрируемого белья, после чего я была принята за свою.
— Да, девочки, дайте мне сводку поступивших за вчерашний день, — как бы между прочим, сказала я.
— Так дали уже. Я сама отнесла, — удивилась пышка, готовясь возмутиться и начать скандалить.
— Так это, наверное, для Петра Викторовича, — неожиданно выручила меня недавняя модель. — Он сейчас требует еще одну для себя.
Я мысленно поблагодарила неизвестного мне Петра Викторовича за его очень своевременное требование, но тут пышка начала было раскрывать рот, чтобы, наверное, возмутиться в том смысле, что ему тоже отнесли. И тоже она сама лично.
— Просто дайте журнал — я посмотрю, — быстро разрешила я назревающий конфликт.
Пышка, недовольно поджав губу, подошла к столу перед закрытым окошечком и протянула мне толстый журнал. Я раскрыла его на закладке, пролистала пару страниц назад, нашла вчерашнее число и быстро побежала взглядом сверху вниз по заполненным неразборчивым почерком строчкам. Все, что я знала, — это то, что он Аркаша, на радио «Новая волна» его назвали как «учащийся М.». Информации было, прямо скажем, маловато, и достоверность ее, особенно по поводу «М.» сомнительна.
Все мои криптографические познания и способности были брошены на их расшифровку. Наконец мое внимание зацепилось за четвертую или пятую строчку. «Аркадьев Михаил Алексеевич», — удалось разобрать мне.
Что ж, фамилия вполне могла бы послужить основой для прозвища, а первая буква имени — для сообщения в «Новой волне». «Инфаркт миокарда, гипертонический криз», — также торопливо-неразборчиво гласила вторая надпись напротив найденной мною фамилии. Теоретически, конечно, можно было бы предположить, что испуг, полученный Аркашей при попадании под колеса «восьмерки», довел его до инфаркта с гипертоническим кризом. Но лично мне верилось в это с большим трудом, и я продолжила поиск.