— Ну, я… ну, почему бы мне действительно не пойти с тобой? Сомневаюсь, что смогу сильно помочь, но, разумеется, я постараюсь.
— О господи, спасибо, миссис Гринстед, — обрадовался Дрисколл.
— Хотя я не знаю, сработает ли это, — сказала ему Делия.
— Сработает. — Он поднялся. — Если занятия заканчиваются, скажем, в два сорок пять, в три часа, я заеду за вами в…
Делия имела в виду, что Сьюзи может отказаться выходить за него, даже если Дрисколл извинится. Но решила этого не говорить. Она даже не попрощалась, потому что, как раз когда он уходил, зазвонил телефон.
— Делия? — На этот раз это был Джоэл.
— Да. — Она оглянулась на свою семью. Все смотрели на нее — все, кроме Сэма, который, казалось, рассматривал стол.
— Где вы? — Вопрос был настолько нелогичным, что она не знала, как на него ответить.
«Где ты?» — спросил Сэм, когда она звонила ему несколько месяцев назад, и Делия подумала, хотел ли он тогда спросить о том же, о чем сейчас спрашивал Джоэл.
Затем Джоэл, как будто придя в себя, объяснил:
— Я вернулся домой, чтобы пообедать с Ноем, а он сказал, что вы до сих пор в Балтиморе. Я просто подумал, что мне стоит узнать, все ли в порядке.
— О да. Все хорошо, — пробормотала Делия.
Она хотела, чтобы остальные снова начали разговаривать, но они молчали.
— Но вы ведь собираетесь вернуться, правда? — спросил Джоэл. — Я хочу сказать, после всего? Потому что я увидел в шкафу… я не шпионил, просто заглянул к вам в шкаф, так сказать, и заметил, что вы забрали всю одежду.
— Правда? — удивилась она.
— Я подумал, что вы, может быть, навсегда уехали.
— О нет, просто здесь все займет больше времени, чем я предполагала. — Делия не знала, что и сказать.
Сэм поднялся и вышел из комнаты. Сверху Сьюзи закричала:
— Мам? Мам?
— Это — не риелтор! — ответила Делия. Джоэл не понял:
— Что?
— Извините, Джоэл, мне пора. Еще увидимся. — Она повесила трубку.
— Ну, разве ты не популярна, — торжественно провозгласила Линда.
Поднявшись наверх, Делия поняла, что действительно забрала все свои вещи. Ну, на самом деле не все. Если бы Джоэл посмотрел в ящиках бюро, он бы это понял. Но что до осенних нарядов, то она взяла почти все, словно собиралась на несколько дней. Делия представила, как Джоэл стоит перед шкафом, как морщит широкий лоб, глядя на пустые вешалки.
Потом она прошла по коридору к комнате Сэма. Здесь оставалось много ее вещей! Как странно: когда Делия думала, что надеть на свадьбу, то не вспомнила о своем старом гардеробе! Или, может быть, не было в этом ничего странного, там были одни рюши, да оборки, да дурацкие украшения и пастельные тона, которые подходят разве что медсестрам. Она отвернулась, подошла к бюро и обнаружила в верхнем ящике потрепанный голубой бант для волос, шпильки, скрепки, все было засыпано тальком. Солнцезащитные очки без одного стекла. Купон на покупку крема для рук за пятьдесят пять центов. Порванная фотография модели в черном прозрачном коротеньком платье. Делия не могла даже подумать о том, чтобы надеть такое, поэтому некоторое время смотрела на фотографию, пока не вспомнила, что ее внимание привлекла модель, а не платье. Эта девушка выглядела болезненно, и у нее была та же дерзкая стрижка, что у Розмари Блай-Брайс.
На лестнице послышались шаги, и она воровато закрыла ящик, как будто в чем-то провинилась, затем обернулась и увидела, что на пороге стоит Сэм.
— О! — начала она, а он заговорил:
— Я просто…
Оба замолчали.
— Я думала, ты осматриваешь пациентов, — сказала она.
— Нет, я на сегодня закончил.
Муж засунул руки в карманы брюк. Должна ли она уйти? Но он закрывал проход, получилось бы неловко.
— Я сейчас работаю в основном по утрам. У меня теперь не так много пациентов. Похоже, что большинство из них умерли от старости. Миссис Харпер, миссис Аллингем.
— Миссис Аллингем умерла?
— С ней случился удар.
— О господи, мне будет ее не хватать.
Со стороны Сэма было очень мило не напоминать, что последний раз она видела миссис Аллингем шестнадцать месяцев назад.
Его постель была застелена, но, как и большинство мужчин, он не понимал идеи подтыкания покрывала под подушки. Делия решила это исправить, просто для того, чтобы занять себя. Она перевернула покрывало и взбила подушки.
— Я думаю, ты считаешь, что я уничтожил практику твоего отца, — сказал Сэм.
— Что?
— Из-за меня осталась лишь тень его былой славы, разве ты так не думаешь?
— В том, что люди умирают от старости, нет твоей вины, — удивилась Делия.
— Зато в том, что не появляются новые, есть, — сказал он. — Мне, очевидно, не хватает заботливости в обхождении, которая была у твоего отца. Я говорю людям, что у них старое доброе несварение желудка, и не называю это диспепсией. Я никогда не умел баловать пациентов и льстить им.
Делия почувствовала обычное подступающее раздражение. «Я думаю, слово „диспепсия“ с трудом можно назвать лестным, — могла бы возразить она. — И я не понимаю, почему каждый раз, когда ты вспоминаешь о моем отце, нужно говорить о нем таким горьким, колючим тоном». Делия подошла к другому краю кровати.
Но затем Сэм спросил:
— Что у тебя с лодыжкой?
— С лодыжкой?
— Похоже, ты слегка прихрамываешь.
— А, это пару месяцев назад случилось. Сейчас уже почти зажило.
— Присядь на минутку.
Она пристроилась на край кровати, а он подошел, встал на колени и снял ее туфлю. Его пальцы прикасались к ступне уверенно, внимательно, и он сразу же обнаружил место растяжения.
Самым мягким голосом она сказала ему:
— Твои пациенты никогда не возражали, что я знала об их проблемах. Они называли тебя святым.
— Больше не называют. — Он смотрел в окно, пока его пальцы исследовали ушиб, будто он ожидал что-то от нее услышать, а не разглядеть хорошенько. — Миссис Максвелл позвонила однажды, жалуясь на желудок, а я ей сказал: «Если я стану об этом думать, миссис Максвелл, то смогу и у себя найти несколько симптомов. У меня болят глаза, голова и колено». Что ее, разумеется, обидело. Похоже, я утратил терпимость. Или, может, у меня ее никогда и не было. Может, я недостаточно великодушен. Во мне мало, так сказать, веселости.
Само слово в применении к Сэму заставило Делию улыбнуться, но муж ничего не заметил.
— Так больно? А так? — спросил он.
— Немного.
Делия думала о том, как Джоэл так же держал ее ногу. Но оглядываясь назад, понимала, что его прикосновение было таким чужим, таким отстраненным, почти нереальным.