Она не стала больше нигде задерживаться, потому что дел ей Тверитинов надавал столько, что словами не описать. А ведь еще нужно выкроить время для того, чтобы провести рекогносцировку. Завтра — четверг. В пять часов ОН проследует с «дипломатом» в кафельную комнату.
Сабина вошла в приемную, где вче??а так долго маялся Саблуков, усмехнулась и поставила стул, на котором он сидел, в угол. После чего начала обживать стол и разбираться с оргтехникой и телефонами.
Странно, что ей не икалось, потому что Тверитинов думал о Сабине все утро. Несколько раз порывался позвонить, но не нашел достойного повода и отказался от своей мысли. Тем временем на фирме кое-что по вине Сабины произошло, и узнал он об этом совершенно случайно, когда связывался с завхозом Попковым, чтобы обсудить хозяйственные вопросы.
— Как дела? — задал он дежурный вопрос, едва Роман Валерьянович поднял трубку.
— Лампу на втором этаже разбили, — сокрушенно ответил тот. — В коридоре, перед вашей приемной. Ужас как жалко.
— Да уж, — бросил тот и машинально спросил:
— Уборщики постарались?
— Нет, референт ваш, Горьков. Как махнул ручищей, так напрочь ее и снес. — В голосе Попкова слышалось явное неодобрение.
— Во дает, — рассердился Тверитинов. — Ему в постели лежать надо, а он руками размахивает. Надеюсь, с ним все в порядке? Он не порезался?
— Нет, не порезался, — радостно ответил завхоз. — Ребро сломал.
— Ребро?! Что-то я не понял… Он махнул рукой и сломал ребро?
— Ну да. Он же лампу почему снес? Потому что подрался!
— Подрался? С кем? — Тверитинов швырнул на стол ручку, которую все это время вертел в руках.
— С Борькой Чагиным.
— С Чагиным? — опять переспросил босс.
Что-то невероятное. Вадик Горьков, безвредный, как ленивец, спокойный и, в общем-то, довольно благодушный молодой человек, подрался с бригадиром, которого Тверитинов про себя иначе, как мордоворотом не называл. И тут в его сознании зародилось некое подозрение.
— А почему они подрались именно перед моей приемной? — вкрадчиво поинтересовался он.
— Что мне будет, если я скажу? — Завхоз напоминал классного ябеду.
— Роман, прекрати валять дурака.
— Ну, как — почему подрались, босс? Из-за помощницы вашей, Сабины.
— Так я и знал, — пробормотал тот обреченным тоном.
— Чагин к ней клинья подбивал, а Горьков вывел его, значит, в коридор и что-то такое высказал. Тот на дыбы да ему по роже. Вот они лампу и разбили.
Тверитинов пообещал себе, что обязательно поощрит Вадика и даже заедет к нему с цветами и конфетами, если сломанное ребро приковало того к больничной койке. Выходит, мордоворот клеился к Сабине. Подбивал клинья. Вот скотина.
— А Чагину случайно мой референт ничего не повредил? — с затаенной надеждой спросил он.
— Нет, ничего, — откликнулся завхоз. Помолчал и добавил:
— Референт ничего не повредил. Ему Максим Петрович, директор наш, руку вывихнул. Да так сильно вывихнул, верите ли? Врачи приезжали, укол делали.
— А при чем здесь Максим Петрович? — напрягся Тверитинов. — Он-то как оказался возле приемной?
— Когда драка началась, его Безъязыков позвал. Он после вчерашнего возгорания к начальству подлизывается. Не хочет, чтобы его за пиво к административной ответственности привлекли. Бежит впереди, ведет директора, значит, к месту происшествия и объясняет: правильно, дескать, референт за Сабину заступился. Потому как если бы вы на месте были, собственноручно бы Чагину голову оторвали. Так как имеете интерес.
— Я?!
Тверитинов был так потрясен заявлением завхоза, что едва не свалился со стула, на котором сидел.
Роман Попков понизил голос и шепотом сообщил:
— Безъязыкое вчера у вас дома был и вроде как застал вас с помощницей в интимной обстановке. Это не я говорю, это он сказал!
— Он так сказал?!
— А Чагин поддакнул. Я, говорит, потому и позволил себе руки распустить, что знал от Безъязыкова, будто дама, так сказать, веселого нрава.
— Я верно тебя понял? — Голос Тверитинова стал твердым и зашелестел, как конек, разрезающий лед:
— На рабочем месте в рабочую смену бригадир Чагин приставал к моей личной помощнице? Потому, что до него дошли слухи, будто она не против пофлиртовать с мужчинами, в частности со мной?
— Как вы все это складно изложили! — восхитился завхоз. — Но Максим Петрович с ним разобрался. Руку ему вывихнул и глаз подбил. Было весело, — закончил он. — Чагину многие хотели глаз подбить, а тут такой случай представился.
Завершив разговор, Тверитинов немедленно сорвался с места, отменив две важные встречи. На Большой Никитской он попал в кошмарную пробку: гаишники решили разгрузить центр города и вышли на улицы регулировать движение. Их благие намерения, как обычно, погрузили город в коллапс.
Тверитинов откинулся на спинку сиденья и принялся ругать себя на чем свет стоит. У него просто каска съехала. Позавчера он впервые в жизни увидел эту девицу и уже готов копья ломать ради нее. И зачем он сейчас мчится на фирму? Да только затем, чтобы застать ее в объятиях собственного кузена! Захотел все увидеть своими глазами. Ведь Макс дрался за нее, и она не сможет остаться равнодушной к его подвигу.
Как выяснилось некоторое время спустя, Сабина и понятия не имела, какие баталии происходили за дверью, ведущей в коридор. Ей было не до того. Некоторое время назад она взялась за доклад, который нужен Тверитинову к завтрашнему утру. С ним он должен выступить на технологическом семинаре. Доклад следовало подредактировать, убрать опечатки, сверстать, распечатать и переплести, для того чтобы он выглядел представительно. Опечатки Сабина, разумеется, исправила, но что касается содержания, тут она почти ничего не поняла. Речь шла о создании целлюлозно-бумажного предприятия с полностью закрытым циклом. О передовых технологиях бумажного производства и использовании компьютерных систем. О взаимодействии целлюлозно-бумажной промышленности, ведущих мировых разработчиков и исследовательских организаций, поставщиков оборудования, о химикатах и инженерных ноу-хау.
Гораздо больше ей понравился текст статьи, которую Тверитинов подготовил для юношеского журнала. Статья оказалась интересной, особенно для человека, который не особенно разбирался в предмете.
«Покупая в магазине книгу или тетрадь, мы даже не задумываемся о том, как появилась на свет эта вещь. Бумага кажется нам простой и обыкновенной — привычной. Тем временем производить ее очень непросто. Не все страны мира берутся за это ответственное дело. И не потому, что у них нет лесов и не хватает сырья. Все упирается в бумагоделательное оборудование. Оно дорого стоит, оно громоздкое и практически не поддается модернизации. Из-за этого новые идеи технологов и других профильных специалистов очень трудно реализуются».