Сколько времени прошло — они не знали. Пожалуй, время вообще остановилось для них… Анна нашла в себе сил перевернуть Глеба на спину. Он засмеялся, признавая, что побежден. А она продолжала безумство — отдавала себя побежденному. Глеб восхищался: он чувствовал, какие крепкие у нее бедра. Анна дарила ему блаженство. А он говорил ей:
— Вот здесь, в тебе, я нашел свой дом…
Глеб знал до нее многих женщин. И, по правде сказать, когда женихи в деревнях пугали своих невест Глебом, который живет в лесу, не все невесты и пугались, — какие-то были бы и не прочь с Глебом в лесу повстречаться. Ибо поговаривали девицы на девичниках, что Глеб, сын Аскольда, может быть славен не только секирой… Но такой женщины, как Анна, Глебу еще не доводилось встречать.
Она говорила ему в ответ:
— Ты прекрасен!..
…Они, утомленные, без движений лежали рядом. Голова Анны покоилась на груди Глеба. Глеб вдыхал запах ее волос. Волосы у Анны едва уловимо пахли травами и еще чем-то таким, что невозможно выразить словами, чем-то женским, какой-то свежестью… Глеб думал о том, что у каждой женщины свой запах, и одновременно есть запах, всех женщин объединяющий.
Глеб спросил:
— Твой муж… Ты любила его?
— Нет, — без раздумий ответила Анна.
Глеб широко открытыми глазами смотрел в темноту:
— Ты говорила, он взял тебя маленькой девочкой?
— Он, наверное, спас меня. Я это плохо помню. Я была совсем ребенком. Может, года три… Наша деревня умирала от какой-то болезни. Я одна ползла по дороге… А он, молодой охотник, на дороге стоял. И подобрал меня… — Анна вздохнула. — Он был хороший добрый человек. Он был мне и отцом, и братом. Но я не испытывала к нему любви. Только однажды, когда уже подросла и когда приметила, что делает волк по весне с волчицей, а медведь с медведицей, когда в груди у меня вдруг будто налились орешки, во мне проснулось любопытство…
Глеб улыбнулся в темноту:
— И как ты поступила?
Анна скользнула рукой Глебу по животу:
— Я пришла к нему в постель… Мне было странно видеть, что этот мужчина, вырастивший меня, видевший во мне только ребенка, мог относиться ко мне иначе. И еще я тогда обнаружила, что он отличается от меня так же, как волк отличается от волчицы… Знаешь, я почувствовала себя волчицей. И захотела, чтобы он сделал со мной что-нибудь. Именно тогда я поняла, что хоть и слабее этого мужчины, могу стать его госпожой. И я стала в ту ночь его женой…
— Ты его не любила?
— Нет, только любопытство. А потом привычка, благодарность, привязанность… — Анна обняла Глеба. — У меня никогда с ним не было, как с тобой. Ему не удавалось разжечь меня. А тебе это удалось с первого прикосновения…
Глеб поцеловал ее в лоб. Он почувствовал, что на грудь ему упала теплая слезинка.
— Ты плачешь?
Анна гладила ему плечо:
— Я не сделала тебе больно?
Глеб удивился:
— Как могла бы ты сделать мне больно?
— Говорю про рану. Я была безумна и совсем забыла про нее…
Утром Анна накормила Глеба бобовой похлебкой. Когда он ел, она с тревогой наблюдала за тем, как он поглядывал на дверь. Он будто собирался уйти.
И Анна решилась сказать:
— Здесь тебя не будут искать. Все знают, что я живу одна и мужчин к себе не подпускаю.
— Бывает всякое, — уклончиво ответил Глеб, но потом пояснил: — Случается, начинают искать не там, где нужно, и сразу находят. Но я не боюсь, что меня найдут. Я боюсь, что меня найдут здесь. Тогда тебе придется уйти из этого места, к которому ты, конечно, привыкла…
Анна перебила его:
— Ты спрашивал меня вчера, любила ли я мужа. Если спрашивал, значит, тебе это не все равно…
— Не все равно, — согласился Глеб.
— Так вот, коли речь зайдет о том, чтобы мне пойти с тобой, знай женщине возле мужчины всюду хорошо.
— Я запомню это, — кивнул Глеб — А сейчас, пожалуй, схожу, проведаю братьев. Думается, именно у них начали искать человека, убившего княжьих слуг, — он покачал головой и добавил с сожалением: — Увы, они — тоже Аскольдовы дети — мухи не обидят.
Немного погодя Глеб уже шел тропинкой по залитой солнцем дубраве, потом вошел в чернолесье и наконец бережком тихой извилистой речки вышел на широкую дорогу. Всюду на дороге — в пыли, в песке, в старых лужах — были следы лошадиных копыт. Как видно, всадники, княжьи люди, так и сновали в этих местах туда-сюда. Должно быть, за поиски Глеба взялись всерьез.
Но сейчас на дороге было безлюдно.
Впрочем Глеб и не собирался прятаться. Он пошел посередине дороги по направлению к Сельцу. Верную секиру он закинул за спину, прицепив к ней ремешок. Шел, раздумывал над тем, на кого теперь начать охоту: на Корнила, Святополка или князя Мстислава.
Глебу было понятно: испугался молодой князь, во все концы удела всадников шлет; верно, догадался уже, почему убиты именно воины Корнила; и кто убил — для Мстислава не тайна. Сейчас все сделает князь, чтобы поймать Глеба. Иначе ни днем, ни ночью не обретет покоя.
Здесь Глеб подумал, что месть свершена едва ли наполовину.
Кто будет следующим?..
Конечно же, Корнил! Поднимаясь по лестнице, сначала наступают на нижнюю ступеньку…
Дорога огибала холм и терялась за ельником. Глебу будто послышалось, что навстречу ему идет кто-то. Глеб насторожился, но сворачивать не стал. И тот человек, что шел навстречу, не думал сворачивать.
Скоро Глеб увидел его. Рослый молодец, худой, но костистый, с весьма злыми зелеными глазами, обросший, нечесаный, с волчьей шкурой на плечах, — шел прямиком на Глеба, будто Глеба и не было на дороге.
Было это Глебу очень удивительно. Он привык уже к тому, что его боялись и обходили стороной. Этот молодец его явно не боялся. Посему его стоило проучить; может, даже и прибить здесь на дороге — в назидание другим отчаянным молодцам.
Глеб с угрозой сказал издалека:
— Вижу, смелости тебе не занимать…
А тот человек, насупив брови, ответил:
— Вот ты сам ко мне придрался, незнакомец. Я шел себе, шел, тебя не задевал. Теперь на себя обижайся!..
Они сошлись уже совсем близко.
Человек поднял с дороги увесистый камень, ибо не имел при себе никакого оружия, и замахнулся. Но Глеб, рванувшись вперед, ударил этого человека кулаком в лоб. Незнакомец выронил камень, но не упал. Достойно выдержал удар. Он только покрутил оглушенно головой и собирался ответить ударом, как Глеб двинул его в грудь плечом.
Тут-то незнакомец и полетел на землю и во весь рост растянулся в ныли. Глеб склонился над этим человеком и взял его за грудки, готовый еще раз ударить кулаком. Но ударять не пришлось, поскольку человек этот был не железный и после двух богатырских ударов надолго лишился чувств.