— А по шее?
— Ну горцы с овцами могут, — изображая наивность, сказал тот, — все же лучше, чем с тварью бессловесной. Ежели по согласию и за плату.
Попытка отскочить не удалась. Блор ухватил его за рубашку и звучно треснул «леща» в лоб.
— Не станешь в будущем строить сильно умного? Я не горец и за такие подначки могу и больно сделать.
— Да чего такого, — с досадой ответил Ренгвольт, потирая больное место и не пытаясь сбежать, — многие и не уловят подколку. Нормальное дело. Ты с запада?
— Ранткур.
— Не похож на тамошнего.
— Еще раз дать по лбу?
— Да-да, — поспешно согласился парнишка, — воин врать не станет. Чего надо-то? Я все могу достать, абсолютно все, но не за просто так.
— У меня самого кабала еще не закончилась, — произнес доверительно Блор, — вот и интересно. Подробности.
— В смысле?
— Про хозяйку. Подробно. Кто, что, как.
— Хм, — сказал он выразительно, показав пальцами известный жест.
Своего не упустит. Блор выразительно продемонстрировал серебряную монету.
— И это много, — произнес внушительно. — Наверняка каждая собака в курсе.
— Им придется для лучшей разговорчивости пиво наливать али вино, — скорчив рожу, не согласился Ренгвольт. — Да и лучше я.
— Все про всех знаешь.
— А то!
— Почему маг состоит в купеческой касте?
— Право могущественного вести себя как угодно.
— За такое, — пренебрежительно усмехнулся Блор, — я и «ногтя» не дам. Скажи еще — купила звание.
Такое было вполне возможно. Любой свободный мог, имея деньги, записаться в торговцы. Требовалась сущая ерунда — предъявить императорским фискалам полторы тысячи больших золотых.
Стоящий на две ступеньки выше обычного воина эрл получал со своих владений в год пятьсот-семьсот империалов. При большом желании накопить можно. Но вот зачем ему переходить в низшую касту и терять уважение соседей, даже накопив необходимую сумму и уплатив отнюдь не маленький налог?
Разбогатевший до такой степени ремесленник становился известен всей провинции, и не факт, что нуждался в изменении статуса. Про крестьянина и речи быть не могло. Единственный шанс — выкопать на поле клад огромного размера. Но сохранить его у себя очень маловероятно. Достаточно окажется недовольных и желающих отобрать.
— Она из потомственных торговцев. Куча контор в портовых городах. Обороты у семьи огромные.
— Лично тебе известные.
— Ну представить себе могу. «Север» далеко ходит. Двухмачтовая шхуна на пять тысяч пудов груза берет. Прямые паруса на фок-мачте. Ход не очень, зато экипаж восемь человек. Ну ты…
Он уже перешел на «ты», отметил Блор, но возмущаться не стал. Не чувствовал он себя много старше, и неизвестно, у кого опыта жизни наберется заметнее. Правда, он наверняка разный, однако затем и вопросы задает, а не для показа норова.
— …девятым будешь. Работу обеспечат.
Ехидную улыбочку Блор проигнорировал. И так несложно догадаться: на новеньком поездят всласть. Вариантов все одно нет.
— Капитан отсюда до Карунаса знает берега не хуже своей каюты.
— Я не об этом спрашивал. Еще порасскажи мне о времени безопасного плавания. Я море видел и не хуже всяких трепачей в курсе, когда спокойно плавать — от восхода Плеяд до восхода Арктура. Хочешь заработать — болтай языком по делу!
— Ну, — заметно поскучнев, сказал Ренгвольт, — не любят об этом говорить здесь, понимаешь?
Блор покачал головой и показательно сунул «орла» в карман.
— Иди отсюда и не морочь голову!
— Лет двадцать назад сосватали госпожу за купеческого сына, — понизив голос, сказал мальчишка, — ну сам знаешь, как такое делается. Денежки к деньгам, старший приказал, и все!
Блор невольно кивнул. Чего тут удивительного. Везде полностью и безропотно подчинялись младшие братья и незамужние сестры, жена, дети, внуки, племянники, а также домочадцы — прислуга и рабы. «Выйти из отцовской воли» было делом небывалым.
— Она и жениха ни разу не видела, вообще из другого города. Ну а после свадьбы отправили сюда. То есть не совсем в здешний поселок. В предгорье. Ну как там было, я уж не знаю точно, но, судя по разговорам, удачно вышло. Хорошо жили. Дружно. Она место обустраивала, торговала с местными родами и дальними караванщиками, он с товарами мотался. Двое сыновей и дочка. Каждый год на каждый империал половина прибыли.
Еще бы, подумал Блор. Опиумом торговать или шелком привозным — хороший навар можно иметь.
— Тогда, — будто читая его мысли, но скорее всего, просто удачное совпадение, — сюда везли стеклянные изделия, хлеб, оливковое масло, краски для полотна, отсюда — железо, олово, табак, рабов, льняные ткани.
Он закатил глаза от восхищения:
— Я обязательно этим займусь.
— Отсюда везут льняные ткани? — с расстановкой переспросил Блор. — Ты меня за кого принимаешь?
— Правда, — отодвигаясь подальше в опасении поучить в ухо, воскликнул Ренгвольт, — ну не от наших соседей. Там дальше, за хребтами и Ямой, огромные плоскогорья и низины. Издалека везут, но зато такого больше нигде не производят. Легкие, прочные, почти прозрачные и ценятся на вес золота. Прямо так и продают — на одной чаше весов ткань, а во вторую монеты выкладывают, пока не уравняются.
Он аж зажмурился, представляя себе чужие богатства.
— И какое все это имеет отношение? — теряя последнее терпение, почти зарычал Блор.
— Так по делу, — зачастил Ренгвольт, — что жили они неплохо. Во всех отношениях. А потом, — он задумался на мгновение, — да, тому пятнадцать лет, на город напали. Открыли ворота из живущих не первый год внутри. Ходили слухи, что кто-то из купцов поучаствовал. Конкурентов уничтожить. Уж очень странно бандиты себя вели. Одних грабили, других не замечали. А кое-кого из соперников и в городе очень вовремя не оказалось. А может, и врали, случайно совпало. Только нашу семью…
Интересное дело, отметил Блор: «нашу». Может, и неплохо под ее рукой ходить и люди действительно довольны.
— …сильно побили. Супруг погиб и младший сын. Госпожа, — совсем тихо произнес, — не в себе стала.
— Надлом? — спросил Блор, хотя и сам давно должен был догадаться.
Маги бывают разных видов. Не только сильные и слабые, и не обязательно проявляющие себя рано. Иногда талант дремлет в крови и, быть может, себя никак не проявит до смерти. А случается, нечто служит толчком. Какое-то жуткое событие или происшествие. И тогда может произойти что угодно. Одиночка разгоняет армии, поднимает смертельно больных, но гораздо чаще совершает непотребное. Человек сжигает собственный дом или уничтожает обидчиков, разя всех вокруг.