Зрелище было жуткое. Поле усеивали сотни, а может, и тысячи боевых машин, — скрученных, покореженных, смятых страшной, неведомой силой. Могильник простирался почти до горизонта. Перископ покачивался вперед–назад, как бы ощупывая ржавые корпуса, потом втянулся внутрь корабля, лючок сразу захлопнулся. Прошло несколько томительных минут; с громким скрежетом откинулся люк воздушного шлюза.
Немного погодя в проеме люка появился человек. Его движения были осторожны, дуло ионного ружья подрагивало, словно хобот диковинного животного. Человек был облачен в тяжелый скафандр с ТВ–камерой на шлеме: та являлась основным элементом системы наружного наблюдения. Обводя взглядом окрестности, держа палец на спусковом крючке, он медленно опустил свободную руку и нажал кнопку передатчика на запястье.
— Продолжаю доклад за бортом корабля. Иду медленно, стараюсь восстановить дыхание. Все кости болят. Посадку провел практически в режиме свободного падения. Снижение прошло быстро, но в момент касания перегрузки составили 15 "g". Если меня все же засекли при спуске, то пока последствий не заметно. Буду говорить на ходу. Передача записывается на борту моего космического крейсера, который лежит на околопланетарной орбите, как раз надо мной. Что бы со мной ни случилось, запись сохранится. Я не намерен действовать столь же непрофессионально, как Марцилл.
Он не испытывал угрызений совести оттого, что дал волю чувствам, упомянув в докладе погибшего. Если бы Марцилл соблюдал элементарные меры предосторожности, то остался бы жив. Осторожность осторожностью, но этот осел мог бы подумать и о том, чтобы оставить после себя запись. Но не оставил ничего, совсем ничего, что могло бы хоть как‑то прояснить случившееся, ни единого слова, которое сейчас очень бы помогло. Тут Хартиг негодующе фыркнул. Посадка на новую планету всегда опасна, вне зависимости от того, насколько мирно эта планета выглядит. И Сельм-2 тут не исключение. Да и выглядит она вовсе не мирно. Для Марцилла то задание было первым. И последним. Он сделал на орбите последнюю запись, в которой указал предполагаемые координаты посадки. И больше ничего. Осел. Больше он на связь не выходил. Вот тогда и было принято решение послать специалиста. Для Хартига это был семнадцатый планетарный контакт. И он собирался использовать весь свой опыт, чтобы этот контакт не стал последним.
— Теперь я понимаю, почему Марцилл выбрал это место. Здесь ничего нет, кроме травы, вокруг открытое пространство. К тому же тут, рядом с местом посадки, было сражение — и не очень давно. Поле боя находится прямо передо мной. Много разбитых боевых машин различных типов, в прошлом довольно грозных. Я хочу подойти поближе и осмотреть их.
Хартиг закрыл люк и не спеша направился к кладбищу машин, не переставая сообщать, что происходит:
— Машины очень большие, ближайшая ко мне не меньше пятидесяти метров в длину. Она на гусеничном ходу и имеет одну башню с огромным орудием. Оно разбито. Отсюда не видно никаких опознавательных знаков. Хочу подойти поближе. Но честно говоря, не нравится мне все это. С орбиты не удалось заметить ни единого города, не было засечено каких‑либо передач или переговоров ни в одном диапазоне. И вот вам поле боя и эти развалюхи! Совсем не игрушечные. Эти штуки — продукт высокоразвитой технологии. И это не фантомы. Вот эта, например, сработана из металла — и тем не менее взорвалась. Я не вижу никаких опознавательных знаков. Попробую заглянуть внутрь. Люков отсюда не видно, но в борту такая дырища — на тракторе въехать можно. Вхожу внутрь. Может быть, здесь есть документы, во всяком случае должны же быть таблички или надписи на панели управления…
Хартиг замер на месте, ухватившись рукой в перчатке за рваный край пробоины. Неужели послышалось? Осторожным движением прибавил чувствительность внешнего микрофона. Теперь он слышал, как в металлических руинах свистит ветер. И больше ничего. Он послушал еще немного, пожал плечами и повернулся к пробоине в борту машины.
Внезапно среди ржавых развалин эхом пронесся металлический лязг. Хартиг развернулся и, рухнув на землю, взял ружье на изготовку.
— Снаружи что‑то движется. Пока не вижу, что именно, но слышу вполне отчетливо. Подключаю внешний микрофон к передающей цепи, чтобы записать звук. Он становится все громче, это, похоже, колеса, а может, гусеницы, слышу лязг, скрип. Машина… вот она!
Машина выскочила из‑за развалин с оглушительным грохотом. Она была невелика, не более пяти метров в длину, и мчалась вперед с пугающей скоростью. Гладкая, черная, зловещая. Хартиг было прицелился, но тут же снял палец с крючка, заметив, что машина проносится мимо. Та развернулась и поддала ходу.
— Она направляется к моему кораблю! Похоже, меня засекли при посадке. А теперь нащупали то ли радиодетектором, то ли радаром. Включаю бортовую защиту через дистанционный пульт. Как только эта штука войдет в зону поражения — сразу взлетит на воздух… Есть!
Загремели взрывы, — бортовые скорострельные орудия изрыгали смертоносный огонь. Почва содрогнулась, в воздух взлетели камни, грязь. Орудия смолкли — стрельба сразу возобновилась, как только машина вырвалась из тучи пыли. Целая и невредимая.
— Да, крепкая штучка и шустрая, ничего, главный калибр ее достанет…
Жуткий грохот потряс землю, грохот проник даже сквозь металлические стены, окружавшие Хартига; медленно осело облако красной пыли. Хартиг выглянул, обмер и произнес бесцветным голосом:
— Мой корабль взлетел на воздух. От первого же выстрела этой чертовой штуки. Наши орудия против нее бессильны. Теперь она поворачивает сюда. Похоже, засекла мой радиопередатчик или тепловое излучение. Отключать передатчик уже не имеет смысла. Она движется прямо на меня. Я стреляю, но безрезультатно. Не видно никаких люков или окон. Вероятно, экипаж использует телевизионную систему обзора. Пытаюсь стрелять по выступающим частям на передке. Надеюсь, это ТВ–камеры или датчики. Но похоже, ее не остановить…
Раздался взрыв и звук резко оборвался — радиопередача прекратилась. Высоко на орбите, на космическом крейсере, центр управления автоматически начал поиск радиосигнала, но безуспешно. Потом были проверены все резервные диапазоны. Тоже ничего. С механической дотошностью центр повторил поиск на максимальной чувствительности — но не обнаружил ничего, кроме атмосферных помех. И так в течение двадцати четырех часов с интервалом в один час. Когда программа поиска была выполнена, центр управления автоматически включил радио и прокрутил запись доклада, переданного человеком с поверхности планеты. Закончив передачу, центр перевел все системы в режим минимального обеспечения и с нечеловеческим терпением принялся ожидать следующей команды.
— Что такое? Случилось что‑нибудь? — спросила Леа. Она ощутила плечом, как напряглось тело Брайана. Они лежали на низком диване и расслабленно глядели сквозь иллюминатор на усыпанное звездами пространство. Его могучая рука обвивала тонкую талию женщины, поэтому Леа сразу почувствовала возникшее в нем напряжение.
— Ничего не случилось, в самом деле ничего. Ты только посмотри, какие цвета…