На лице Дональдсона появилась ироническая ухмылка.
– Ты мне не веришь?
– По-моему, тебя все устраивает, – сказал муж.
– Уолт! Как ты можешь!
– Все это происходило на моих глазах, забыла? Трижды на той неделе, дважды на этой. И тебе всякий раз нравилось.
– О господи! – Снова у нее закрылись глаза. – Уолт…
– Что?
– Я хочу сказать… – Последовала почти минутная пауза. – Я хочу сказать… – Она резко открыла глаза. – Я что-то сказала?
– Ничего.
– Как же в сон клонит, – пожаловалась Фэй. – Но я хотела сказать… – У нее опустились веки.
– Сейчас спать нельзя! – закричал Дональдсон. – Нельзя, Фэй!
Врастяжку, как под наркозом, она пролепетала, не открывая глаз:
– Не могу, засыпаю… Прости…
Муж наклонился к ней и зашептал на ухо:
– Кто он? Фэй! Кто он, скажи.
Она застонала, но не ответила.
Уолтер Дональдсон расхаживал взад-вперед по ярко освещенной фешенебельной спальне и посматривал на жену, уснувшую на удобной двуспальной кровати. Он потер лицо, покрытое жесткой черной щетиной, и ссутулился еще больше.
А потом услышал глубокий вздох.
– О нет! – пробормотал Дональдсон.
Фэй зашевелилась на одеяле, потянулась по-кошачьи. Начинается! Он понимал, что надо немедленно ее разбудить, но не двигался, лишь смотрел как зачарованный.
Она потянулась и расслабилась. Потом улыбнулась, и эта улыбка сделала ее лицо совершенно чужим – такое лицо Дональдсон видел лишь несколько раз в жизни.
– Привет, – прошептала жена.
Он наблюдал, затаив дыхание. И ненавидел себя за то, что не будит ее.
По ее телу прошла легкая дрожь.
– Мне нравится, – сказала Фэй. – Так приятно.
Она задвигалась, словно откликаясь на ласки кого-то невидимого. У Дональдсона желудок сжался в ноющий комок. Вдруг ослабли колени, и пришлось опереться на стену.
Он беспомощно смотрел.
На лице его жены отражалось вожделение; казалось, оно заполнило спящую целиком.
– Ты чудо, – проговорила она. – Ты просто невероятный. Ни одна женщина не устоит перед таким мужчиной. Только не прекращай…
Дональдсона затошнило, желудок будто пролез в горло. Пальцы его крупных рук корчились и сплетались в змеиный клубок. Он все смотрел, привалясь к стене, как любовник-фантом, соблазнитель из сна, ласкает его жену.
А она отвечала на ласки, и до того реалистично – невозможно было поверить, что любовника рядом нет. На прошлой неделе Дональдсон дотронулся до Фэй, допустив ужасную мысль о проникшем в их спальню невидимке. Однако это была лишь чудовищной силы греза, которая врывалась в подсознание женщины, едва предатель-сон открывал дверку.
– До чего же ты хорош! – восхищалась жена. – Мой идеал!
– Проснись, дрянь! – Дональдсон влепил ей пощечину.
– Нет! – закричала она. – Только не сейчас, умоляю!..
Глаза распахнулись, и она уставилась на мужа. Села, энергично потерла щеку.
– Мне бы кофе, – произнесла Фэй.
– А больше ты ничего не хочешь сказать? – прорычал он. – Опять то же самое? Трижды на этой неделе, трижды на той. А ведь обещала, что не повторится.
– Я правда была уверена, что не повторится. Прости, Уолт. Мне так жаль.
Но чуткому уху Дональдсона послышалось в ее голосе не раскаяние, а досада. Фэй разбудили в момент наивысшего блаженства.
«Злится на меня, – подумал он. – Да и как она может не злиться?»
– Неплохо было в этот раз? – спросил Дональдсон, не узнавая собственного голоса.
– Прекрати.
– Нет, ты скажи. Я ведь кое-что видел, и тебе это известно. Мне надо знать все. Сегодня дружок тебя не разочаровал? Конечно нет, такого просто не может быть. Он с каждым разом все лучше. Жалко, что не могу свечку ему подержать. Или могу?
– Уолтер, иди к черту! – вскричала жена. – Так говоришь, будто он настоящий, а это всего лишь сон! Я понимаю, тебе неприятно, даже противно, правда, понимаю. И не обижаюсь. Но ты не должен забывать: это только сон. Ведь на самом деле ничего не было.
– Да неужели? – сощурился Дональдсон.
Глядя ему в глаза, Фэй помассировала щеку.
– Когда это все начиналось, я поверил, что на самом деле ничего нет. Помнишь, как тебе в первый раз приснилось? Мы тогда вместе посмеялись.
– А что тебе мешает посмеяться сейчас? – широко зевнув, спросила жена.
– Да вот не хочется почему-то. Может, потому что ты, Фэй, изменяешь мне.
– Спятил?
– Это я-то спятил? Давай-ка поразмыслим логически. Ты ведь помнишь, что он делал с тобой? Ничего не забыла?
– Ну…
– Фэй, ты же признала две недели назад, что запомнила сны до последней секунды. Каждое касание, каждое слово…
– Зря я тебе сказала тогда, – насупилась она. – И вообще, это ложная память.
– Нет никакой ложной памяти. – Дональдсон снова принялся мерить шагами комнату; желудок болел ужасно. – Память – это сценарий, создаваемый мозгом: с актерами, ролями и чувствами. Сама по себе она реальна. А какие действия ее стимулируют, не имеет значения.
– Это действительность не имеет значения? – спросила Фэй. – Не имеет значения то, что я всегда была абсолютно верна тебе, абсолютно честна с тобой? Уолт, в чем ты меня обвиняешь? Я ничего плохого не сделала.
– Не сделала физически, – потер глаза Дональдсон. – Странно, я привык считать, что важнее всего физические действия. Оказывается, это не так. Они и правда не играют никакой роли. Соприкосновение плоти с плотью – вот что значимо. И не надо улыбаться, Фэй, я говорю совершенно серьезно.
– Прости. – У нее опять слипались глаза.
– Давай представим два куска плоти, трущиеся друг о друга в вакууме. Оба не имеют личности; их деятельность абсолютно бессмысленна. Что здесь значимо, а что нет? Значимы мысли, чувства, мотивы, а наиболее значима память обо всем этом.
– Чепуху городишь. – У Фэй опустилась голова.
– Я много думал, – сказал жене Дональдсон, – и теперь знаю, что прав. Физическое действие может быть кратковременным, не дольше секунды, и не оставляющим видимых следов. Но оно сохраняется в памяти, и в памяти оно живет, возрождаясь снова и снова. В памяти ты была мне верна и в памяти же отдавалась чужим рукам, чужим губам, делая это добровольно и даже с радостью. Ты в самом деле веришь, что не изменяла мне, – вот чего я не в состоянии вынести.
– Я тебе изменяла? – с закрытыми глазами проговорила жена. – Только в дурацком сне.