Падаем мы. Не летим, а, как говорилось в одном мультике, «красиво падаем». Прямо на идеальные, залитые полуметровым слоем бетона полосы космодрома. Падаем, превращая кинетику орбитальных скоростей в подобие полета.
– Насколько промахиваюсь?
Я спросил, и в тот же миг мой компьютер ухитрился довести до конца свой расчет. Диспетчер подтвердил:
– Около ста километров, Петр.
Сглотнув, я сказал:
– Жду указаний, Земля.
– На стабильную орбиту ты уже не возвращаешься. Главное, сохраняй спокойствие, Петр. Мы ведем тебя.
– Куда? В Китай, на сувениры?
– Ты… приземляешься около Благовещенска…
– Падаю около Благовещенска! Или на этой неделе там построили новый космодром?
– Петр, сохраняй спокойствие, мы ищем варианты.
– Понял.
Я ждал. Приземление уже началось. Путь к Земле необратим – запас горючего в «Спирали» очень и очень ограничен. Все, что я сейчас могу, – это чуть-чуть корректировать траекторию.
– «Трансаэро», мы берем управление. Держись.
Снова гул двигателя – короткий, он выложился до конца, сожрав в последнем импульсе остатки горючего. Осталась самая малость – для атмосферных маневров.
– Петр?
Я смотрел на дисплей. Предполагаемая точка посадки сместилась – от Благовещенска к Свободному… но не до конца.
– Мы скорректировали траекторию…
– И что?
Пауза. И беспощадный ответ:
– Не на город же тебе садиться.
– Спасибо, – прошептал я.
– Петр, мы поднимаем вертолеты…
– Спасибо, – повторил я.
Челнок снова дрогнул, разворачиваясь носом вперед. Меня даже не предупредили о маневре.
– Петр, тебе придется сажать машину вручную. Слушай меня внимательно… – Диспетчер глотнул воздуха. – По линии твоего приземления проходит автомагистраль…
Я засмеялся – а как тут было не засмеяться? Сажать двадцатитонный «лапоть» на плохо асфальтированную дорогу?
– Это хорошая магистраль, Петр…
А то я не знаю наших дорог.
– Иного выхода нет, пилот.
Конечно, нет. На «Спирали» не предусмотрена система аварийного спасения. Зачем перегружать челнок, когда так много желающих занять место пилота, а каждый килограмм иноземного дерьма стоит немыслимые деньги?
Челнок начал легонько подрагивать – первое, еще нежное, касание атмосферы.
– Идите вы все к черту!
Они сознательно провели эту последнюю, безумную коррекцию курса, практически лишив меня возможности управлять челноком. Чтобы отвести удар от города. Чтобы у меня не было иного выхода, кроме как сажать «межзвездный» корабль на разбитое шоссе.
– Мы перекрываем магистраль, через полчаса она будет чистой.
Он так старательно говорил «магистраль», этот незнакомый мне мужик из ЦУПа. Сразу представлялись сверкающие, прямые, как стрела, западные автострады.
– Связь уходит. Держись, Петр.
Вокруг челнока разгоралось свечение ионизированного воздуха. Нос корабля начал медленно приподниматься, принимая основной удар плазмы на бронированное брюхо. И все равно на сверхпрочном жаростойком стекле переднего иллюминатора плясали огненные змеи.
– Приплыли, дружок, – сказал я, повернувшись к счетчику.
Это – судьба.
И она, наверное, права. Исправляет мои ошибки, мою слабохарактерность. Не пускает на Землю врага, сумевшего заморочить голову неопытному пилоту…
Счетчик улыбался. Словно его не пугали ни огненная буря вокруг, ни неминуемое крушение при посадке, ни дикая ошибка в отработанных программах приземления…
Ошибка в программах?
– Гад! – завопил я, рвясь из кресла. – Скотина!
Самый простой способ миновать контроль космопорта – приземлиться за его пределами.
Сумей я сейчас встать, я разорвал бы счетчика на куски голыми руками. Но перегрузка уже давила, вырывая из ремней, стремясь бросить на хрупкую начинку пульта.
Нет уж.
Нет.
Но на что он может надеяться, чешуйчатый инопланетянин Карел? Удар при посадке будет слишком силен…
Впрочем, откуда я знаю, какую перегрузку способно выдержать это тело?
В рвущемся огненном саване «Спираль» неслась к Земле.
Счетчик скосил на меня глаза. Ему приходилось куда хуже – вместо удобного анатомического кресла с широкими ремнями – стальной трос через талию…
Дисплей замерцал – оранжевым призывным светом. Я посмотрел на экран – поверх траекторных расчетов медленно плыли строчки:
«Петр, все хорошо. Говори, но не обращайся ко мне лично. У нас не будет времени на повторную чистку записей».
Как ни странно, но я подчинился.
– Челнок не может приземлиться вне космодрома, – сказал я.
«Ты сможешь».
– Нет, это невозможно!
«Ты хороший пилот».
– Двадцать тонн! Нужна специальная полоса!
«Молчи! Молчи!»
Я замолчал. Челнок трясло – не слишком сильно, привычно. В иллюминаторах бился огонь. Как правило, в такие минуты делается не по себе – теплозащита надежна, но уже дважды шаттлы гибли при посадке. Прогорал какой-то участок или отслаивалась керамическая плитка, и плазменная струя врывалась внутрь.
Но сейчас мне угрожала куда более реальная беда.
За всю историю космонавтики челнокам не приходилось садиться на неприспособленные площадки. Лишь специальные полосы, лишь лучшие из военных аэродромов – для аварийных посадок, лишь выглаженные самой природой глади пересохших соляных озер.
Но не дорога.
Я вспомнил старую, советских времен комедию, где пассажирский самолет опустился на шоссе. Эту сцену снимали на аэродроме – обычное дорожное покрытие не выдержало бы.
В чем я сейчас удостоверюсь на практике.
Как странно все происходящее ныне в мире. Межзвездные полеты, чужие цивилизации стали реальностью. И ничего – ничего не изменилось! Те же раздолбанные шоссе, по которым ползут «КамАЗы» и «жигули», те же «мыльные оперы» по телевидению, протекающая сантехника и сопливые по весне носы.
Будущее коснулось настоящего, снисходительно потрепало по плечу и улеглось отдыхать.
Двадцать процентов населения Земли работает на космос. Строит корабли, готовит топливо, сооружает смехотворные орбитальные крепости, пытается справиться с обезумевшей от ракетного бума экологией.
А мне предстоит садиться на оплывший от жары асфальт.