– А пройти по саду, взять в руки цветок, погладить собаку?
– Когда я на Земле, то выгоняю его прогуляться!
– Все равно, Петя.
– Маша… а ты его действительно любишь?
– Андрея Валентиновича я любила и буду любить! – отрезала Маша. – Его самого, а не ящерицу с его памятью!
Что-то во мне взорвалось. Секунду стаканчик кофе подрагивал в моей руке, готовясь отправиться в полет по четко определенному адресу.
Остановило меня только то, что кофе еще был слишком горячим.
Я встал и вышел из каюты. Надо помочь Данилову в проверке шаттла. В конце концов, я второй пилот.
Второй пилот, а не закомплексованная девчонка, для которой человек и его внешность слиты воедино.
Чем бы ни руководствовались алари – презрением к нашей отсталости или искренним дружелюбием, но управление челноком и впрямь никак не изменилось. Пилотажный компьютер продолжал пребывать в полной уверенности, что на корабле стоят обычные жидкостные двигатели. Практически неисчерпаемый запас топлива и огромная тяга машину не смущали.
С Машей я больше не разговаривал. Она поглядывала на меня, видимо, сожалея о своей откровенности, но я предпочитал игнорировать ее взгляды. Деду, разумеется, тоже не стал ничего говорить.
Груз – оружие и какую-то пищу, предоставленную алари, – хотели вначале разместить в грузовом отсеке. Оказалось, что в суматохе бегства и полета все напрочь забыли о складированных там бюстиках, которые так жаждали получить джел. Безглазые головы партийных вождей прошлого века, героев крымского конфликта и президентских сподвижников укоризненно пялились на нас.
Снаряжение пришлось размещать в кабине.
Я оставался в шаттле до последней минуты. Когда все, включая деда-счетчика, разместились, я пожал Данилову руку и спрыгнул на пол. Данилов долго возился, закрывая люк, мне оставалось лишь смотреть на него снизу. В ангаре собралась порядочная толпа алари, среди них был и командующий. Перед тем как войти в кораблик геометров, я подошел к нему.
– Я надеюсь, что мой офицер не подведет меня, – негромко сказал алари.
Куалькуа, как лучше ответить?
Он помолчал секунду, я даже решил, что он проигнорировал вопрос.
Вера и любовь помогут мне.
– Вера и любовь помогут мне.
Во взгляде алари появился живой интерес.
– Петр Хрумов, чем был для тебя мой поступок? Уверткой, как считает Александр Данилов?
Чуткий у них слух. Точнее, не у них, у куалькуа…
– Нет, – подумав, сказал я. – Доверием.
– Ты испытываешь благодарность?
– Пожалуй, нет. Признательность.
– Это тоже хорошо. – Командующий замолчал. Я счел это знаком, что прощание окончено, и пошел к скауту.
Куалькуа, я снова должен быть Ником Римером.
Ответа не было, но лицо защипало. Куалькуа прорастал сквозь мою плоть, выдвигая на поверхность тела клетки, принадлежавшие когда-то безвестному поэту геометров.
К кораблю я подошел уже Ником.
Полусфера кабины разошлась. Я оперся о корпус, готовясь запрыгнуть в свою скорлупку, и в этот момент потолок ангара открылся.
Порыв ветра – короткий, секундный, потом силовое поле перекрыло проем. Над ангаром пылали ослепительные звезды. Над ангаром зияла промороженная ночь космоса. Запрокинув голову, я смотрел, как вплывает в нее «Волхв», как пробегают по корпусу корабля всполохи искр от взаимодействия с защитным полем. Отсюда, изнутри флагмана, межзвездная пустота не казалась чем-то страшным. Наоборот, она была пронзительно красива в своей неприкрытой наготе, великолепна, ласкова и покорна.
Это должна быть наша красота. Мы должны вновь прийти в космос. Равными. Пусть не самыми правыми, как мечтают геометры. Пусть не самыми древними, как куалькуа. Пусть не самыми умными, как счетчики.
Самими собой.
Я поднял ладонь – и заслонил ею полную пригоршню звезд. Может быть, принадлежащих Сильным и Слабым. Может быть, полных своей, кипучей и непокорной жизни. Может быть, ждущих того, кто придет первым.
– Чуть-чуть подождите… – прошептал я.
«Волхв» выплыл в пространство.
Внутри скаута все было, как в корабле Ника. Кабина закрылась, одновременно засветились экраны, я положил руки на коллоидный активатор.
Приветствую на борту. Собрана ценная информация о чужом корабле.
Компьютер, который, по словам Чужих, считал себя разумным и всемогущим, ничуть не удивился, что его пилот возник из совершенно постороннего гуманоида. В этом машины геометров ничуть не превосходили человеческие.
– Прекрасно. Взлетаем и следуем за кораблем, стартовавшим первым.
Собрана очень ценная информация! Необходимо доставить ее на Родину.
Мною овладел секундный страх, что корабль перестанет подчиняться и отправится к геометрам с докладом.
– Хорошо. Но вначале нас ожидает крайне важная миссия Дружбы.
Ее важность так велика?
– Больше, чем возможно представить.
Выполняю.
Корабль начал подниматься. Алари внизу расходились, расступались к стенам.
– А теперь слушай задание, – начал я. – Следуем за удаляющимся кораблем на расстоянии… ну, скажем, ста шагов. При удалении от корабля, из которого мы стартовали, на десять тысяч шагов…
Нет необходимости в вербальной конкретизации, – осадил меня компьютер.
И мы рванули вслед «Волхву».
На расстоянии пяти километров от эскадры кораблик геометров состыковался с челноком. Конечно, стыковкой в земном понимании это не было. Скаут буквально прилип к челноку – насколько я успел заметить, никаких стыковочных узлов не выдвигалось.
Сейчас мы представляли собой нелепую конструкцию из космического самолета и приклеенного к его борту в районе шлюза диска. Для меня, в условиях искусственной гравитации, это выглядело так, словно мы поднырнули под лежащий на боку шаттл.
Пара минут ушла на то, чтобы объяснить компьютеру, где у челнока верх и низ и куда должен быть направлен вектор гравитации. Не воспользоваться возможностями чужого корабля по созданию комфорта было бы глупо.
Потом скаут открыл проход.
Ох не так все просто оказалось с раскрывающейся «лепестками» кабиной! Если поначалу это выглядело чисто механическим устройством, то сейчас разница технологий Земли и Родины была налицо. В обшивке открылся проем, идеально копирующий люк «Волхва». Я спустился из кресла, которое сейчас казалось прикрученным к стене, осторожно коснулся люка тыльной стороной ладони и отдернул руку.