– Спасибо за лекцию… – усмехнулся я. – Тебе придется многое мне объяснять, береги силы.
– А мы их сейчас пополним.
Машина развернулась прямо на полосе – едущие за нами резко сбросили скорость, освобождая пространство для маневра. Мы свернули на узкую улочку между рядами маленьких коттеджей.
– У нас высокий приоритет, – оживился Таг. – Здорово.
Я прижался к стеклу, разглядывая домики. Сквозь зелень деревьев проглядывали теплые краски стен, раскрытые окна. На лужайке между двумя домиками расположились на пикник две пары. Девушка, несущая из дома поднос с какой-то едой, поймала мой взгляд, засмеялась и кивнула, словно приглашая присоединяться.
– Хорошие люди, – сказал я.
Таг покосился в окно, пожал плечами:
– Все люди хорошие. Это нормально.
Я прикусил язык. Почему у меня нет такой уверенности? Тоже исчезла – вместе с памятью? С чего бы вдруг?
Машина замедлила ход.
– Приехали, – довольно сказал Таг.
Ресторанчик был под открытым небом. Стояло в сторонке небольшое куполообразное здание, но там, кажется, размещалась лишь кухня, а не посетители. Два десятка столиков были ровными рядами расставлены вокруг квадратного бассейна с бьющим фонтаном. Вода в бассейне подсвечивалась – не прожекторами, а словно бы мерцала сама по себе нежным бирюзовым светом.
– Вон там свободно…
Я послушно шел за Тагом, стараясь не слишком пялиться по сторонам. Внимания на нас тоже никто не обращал, хотя людей было много. На каждом столике горел огонек – плавающий в заполненном маслянистой жидкостью металлическом сосуде фитилек. Наверное, для красоты. Площадка вокруг фонтана была выложена разноцветной каменной плиткой, на границах ее тускло светили низенькие фонари. Стояло несколько машин, но большинство людей, похоже, пришли пешком.
Мы присели за свободный столик. Широкие удобные кресла, ворсистая, но очень чистая розовая скатерть, овальные и квадратные тарелки, с десяток столовых приборов из желтого металла. Эти вилки, ложки, ножички меня слегка смутили. Похоже, я забыл, как ими всеми пользоваться.
Но в общем мне тут нравилось.
– Не смущайся, – шепотом сказал Таг. – Ничего не вспоминаешь?
Я покачал головой.
– Мы тут часто бывали. В интернате у нас здесь проходили уроки. Мы еще тогда решили, что станем сюда захаживать.
Таг засмеялся чему-то, вполне понятному для него. Интересно, какие уроки могут проходить в ресторане? Культура поведения за столом? Вряд ли после этого самый уютный уголок вызовет приятные ассоциации.
– А кто здесь бывает?
– Все, кто хочет. Кто близко живет или работает.
Я осторожно разглядывал людей за соседними столиками. В основном это были компании по трое-четверо, вне зависимости от возраста, но обычно одного пола. Среди парочек преобладали пожилые люди.
Это означает, что отдыхать принято с друзьями, а не семьей?
На меня опять накатила тоска. Понять и принять родной мир, ставший чужим, – это не от Чужих вырываться, размахивая ночным горшком…
– Привет!
К нам подошла молоденькая девушка в короткой юбке, с широкой блестящей лентой, перехватывающей грудь.
– Привет! – отозвался Таг.
– Я вас помню, – улыбнулась девушка. – Ты – Таг. А ты – Никки. Верно? Вы тоже из «Матушкиного света». Как всегда?
Таг смущенно посмотрел на меня.
– Как всегда, – сказал я.
– И… флягу сухого вина, – добавил Таг.
Девушка скорчила гримасу и приплясывающей походкой отошла.
– Что такое «Матушкин свет»? – спросил я.
– Интернат, где мы росли. Девочка оттуда, у них один из видов подготовки-к-труду – работа официантами.
– Значит, и мы здесь работали…
– Не работали! – Таг энергично покачал головой. – Готовились-к-труду. Это ведь совсем другое, Никки! Работа – это судьба! То, что доставляет тебе удовольствие и наиболее полезно Родине.
– Все исчезло, Таг, – сказал я. – Все смыто. Может, мне тоже… лучше в переплавку, как кораблю?
Таг принужденно засмеялся.
– Ведь каждый будет знать, каждый станет мне сочувствовать, – пояснил я. – Все, кого я знал, начнут смотреть на меня как на несчастного больного. Пусть это и правда…
– Никто не узнает! – резко возразил Таг. – Ты что! Тайна личности!
Слова я знал. Смысл был слегка понятен, но…
– Информация о случившемся с тобой – запретна! – продолжил Таг. – Это ведь неприятная, травмирующая тебя ситуация. Знаем мы – но лишь потому, что должны тебе помочь. Знает Наставник… ну это хоть тебе понятно? Комитет Дальней Разведки – все-таки информация жизненно важная. Вероятно, будет знать Мировой Совет. И все. Ни одна живая душа не узнает, если ты сам не захочешь рассказать.
– Это хорошо, – признал я. – Только как возможно сохранить тайну? Если даже эта девочка меня узнала? Если она помнит, что я предпочитаю на ужин, а я – нет?
– Я буду с тобой, – сказал Таг. – Наставник, Катти, Ган, я… Пока ты не адаптируешься – мы всегда будем рядом. Ты ведь сильный, Никки. Ты сможешь привыкнуть, родиться в третий раз!
– А второй? – спросил я. – Да, конечно, второе-рождение, я знаю слово. Но что оно означает?
– Вначале ты появляешься на свет, – сказал Таг. – Любовь родителей, забота Родины дают тебе жизнь. А потом ты выбираешь судьбу. Наставник дает тебе профессию. Это – второе-рождение.
– Я кажусь полным дураком? – тихо спросил я.
– Нет, Никки. Ты был болен. Теперь выздоравливаешь.
Девушка вернулась с подносом, и мы замолчали.
– Твое мясо, Никки. – Она поставила передо мной керамический судок с пробивающимся из-под крышки паром. Запах был вкусный. – Твоя рыба, Таг.
– Спасибо, девочка, – отозвался Таг.
– Хлеб… и ваше вино. – Последнее слово девушка произнесла с легким осуждением. Опустила в центре стола круглый, наполненный рубиновой жидкостью сосуд.
– Врач назначил, – пояснил Таг.
– А… приятного аппетита.
– Почему ты не зовешь ее по имени? – спросил я, провожая девушку взглядом. Кто мне больше нравится, Катти или она? Не пойму. У Kaтти прическа не очень симпатичная. Ей бы длинные волосы пошли…
– Откуда я знаю ее детское прозвище? – удивился Таг. – Через год она получит взрослое имя, тогда познакомлюсь.
Все странно, все удивительно…
Я молча открыл горячий судок и стал накладывать себе мясо – крупные аппетитные куски, перемешанные с овощами. Таг искоса следил за мной, словно ожидал возгласа «помню!». Нет, Таг… Меня не удивляет эта еда, я знаю, что пища должна быть вкусной, но мне не кажется, что пареная размазня – мое любимое блюдо.