— Прощай.
Всреду утром Хедвиг Бьёрк встретила Штеффи в коридоре. Ей не нужно было ничего говорить; лицо учительницы светилось от радости и говорило само за себя.
— Они согласились, — сказала она и обняла Штеффи. — Они согласились! Я просто хотела сообщить тебе. Обсудим это позже.
Радуясь, Штеффи успела заметить, что некоторые девочки косо смотрели на нее. Были такие, кто думал, что они с Хедвиг Бьёрк слишком хорошие друзья. Что Хедвиг Бьёрк выделяет ее. Что Штеффи не заслужила свои высокие отметки по предметам Хедвиг Бьёрк.
Началась перемена на завтрак, и Хедвиг Бьёрк попросила Штеффи спуститься с ней в учительскую. Она рассказала, что комитет помощи обещал продлить содержание Штеффи еще на два года, но сумма будет меньше, чем сейчас.
— На питание хватит, — сказала она, — а деньги на карманные расходы тебе придется зарабатывать самой. Если хочешь, я найду тебе к осени учеников. Ты ведь сможешь помочь школьницам с математикой и немецким — почему бы и нет?
Хедвиг Бьёрк хитро улыбнулась.
— Я так рада за тебя, — сказала она. — И тому, что мы будем общаться все лето.
— Ты не будешь встречаться сегодня вечером с Верой? — спросила Май, после того как они поужинали, помыли посуду и сделали уроки. — Ведь сегодня среда.
— Нет, — коротко ответила Штеффи.
Май посмотрела на нее, словно ждала объяснений, но их не последовало, и она сменила тему разговора.
Май ушла на свое собрание в молодежном клубе, а Штеффи собрала вещи с субботнего вечера: платье Веры, ее бюстгальтер, порванные шелковые чулки и туфли со сломанным каблуком. Она отыскала коричневую оберточную бумагу и завернула в нее одежду.
Завтра у Веры свободна вторая половина дня, и Штеффи возьмет сверток с собой в школу. После школы она позвонит в квартиру хозяев Веры и попросит передать ей сверток. Если никого не будет дома, она просто оставит вещи у двери.
Сложность заключалась в том, как вернуть свою одежду и прежде всего туфли. Уже четыре дня она ходила в зимних ботинках. Было жарко и тяжело, и Штеффи заметила, что прохожие смотрят на нее.
Она совершенно не знала, как правильно поступить.
Но Штеффи не пришлось идти к Вере. На следующий день она вышла из школы и увидела, как у ограды сверкнули рыжие волосы. Вера стояла, держа в руках почти такой же сверток.
— Штеффи! — крикнула Вера и помахала рукой.
Штеффи подошла к ней. Она чувствовала себя скованно и беспокойно.
— Ты не пришла вчера вечером, — сказала укоризненно Вера. — Я ждала тебя несколько часов.
Штеффи вскипела.
— Ты думала, я приду? — прошипела она. — После того, что случилось в субботу? Вот, возьми свои вещи. Чулки испорчены, и туфли.
Один пакет она сунула Вере, а другой вырвала у нее из рук.
Вера выглядела пристыженной.
— Мне так жаль, — сказала она. — Пойми, я не хотела, чтобы так получилось. Пожалуйста, выслушай меня. Совсем недолго.
— Нет, — сказала Штеффи.
— Пожалуйста, — снова сказала Вера. — Штеффи, не делай так. Ты… ты мой единственный настоящий друг.
Штеффи посмотрела на Веру. Ее зеленые глаза были полны слез.
— Недолго, — сказала Штеффи.
Они отправились к парку вокруг Пруда Белых Лилий. Штеффи подумала, что они выглядят комично — две девочки с одинаковыми свертками в руках.
— Я никогда бы не подумала, — сказала Вера, — что Бенгт… Он всегда казался таким вежливым и хорошо воспитанным. Я думала, вы посидите на веранде, помечтаете, может, немного поцелуетесь или прогуляетесь под луной. Я и правда не думала, что он на тебя набросится.
— Он сказал, что девушки, которые уходят с парнями посреди ночи, должны пенять сами на себя, — сказала Штеффи.
Собственный голос показался ей грубым, словно слова застревали в горле.
Вера вздохнула.
— Должно быть, он еще больший идиот, чем я думала, — сказала она.
— А ты сама?
Вера резко остановилась.
— Что ты имеешь в виду?
— Думаешь, мы не слышали, чем вы там с Рикардом занимались?
— Штеффи, — сказала Вера, — я…
— Часто ты так делаешь? Прыгаешь в постель с первым, кто понравится на танцах?
— Что ты обо мне думаешь? — возмущенно сказала Вера. — Разумеется, нет. Это было впервые.
Штеффи растерялась. Кое-что она не понимала, что-то не сходилось.
— Ты влюблена в него? В Рикарда?
— Ясное дело, — ответила Вера.
Она посмотрела на Штеффи. Взгляд ее зеленых глаз был умоляющим. Губы слегка дрожали.
— Ты не веришь мне, Штеффи?
На Веру невозможно сердиться. Как и много раз прежде, злость схлынула. Штеффи сунула пакет под мышку и взяла Веру под руку.
— Жаль, что так вышло с чулками, — сказала она.
— Ничего, — сказала Вера. — Скоро в Руте закончится сезон, и тогда танцам конец.
— В одном я уверена, — сказала Штеффи. — Я больше никогда не пойду туда.
Дома на коврике в коридоре лежала почтовая карточка.
«Терезиенштадт, 10 апреля 1943
Штеффи!
Сегодня вечером мама должна была петь Царицу Ночи. Но вчера все культурные мероприятия отменили.
Мы чувствуем себя хорошо и постоянно думаем о вас с Нелли.
Папа».
Несколько слов в тексте были перечеркнуты жирными черными штрихами — не синими чернилами папиной ручки. Должна быть, кто-то другой зачеркнул слова. «Почему?» — думала Штеффи. Что же там написали, раз ей нельзя было читать? Всего лишь тридцать слов, и то пять из них у нее отобрали! А ведь эти слова принадлежали только ей и папе.
Злость на перечеркнутые слова помешала Штеффи на время дочитать текст до конца. Это разозлило ее еще больше и одновременно опечалило. Мама так долго ждала возможности петь арию Царицы Ночи! Должно быть, она ужасно разочарована.
Кто-то, чье имя Штеффи не знала и чье лицо никогда не видела, имел власть над мамой и папой. Он запретил маме петь, а папе писать то, что он хочет. Над Штеффи он тоже имел власть, потому что ее жизнь связана с ними.
Она ненавидела этого безымянного безликого человека, с которым никогда не встретится.
Если б только закончилась война!
В субботу вечером Штеффи с Май взяли с собой одеяло, термос и несколько булочек и отправились на пикник. Бриттен с тоской смотрела на них, но ее не спросили, хочет ли она пойти с ними. Они хотели побыть одни и поговорить.