Любовь тети Марты. Штеффи впервые подумала о том, что тетя Марта любила ее.
Она вспомнила их первую встречу у тети Альмы. Холод ледяным панцирем окутывал тетю Марту. Штеффи вспомнила пощечину на лестнице и наказание за фарфоровую собачку. И она вспомнила чувство счастья в тот раз, когда тетя Марта взяла ее под свою защиту и назвала «моя девочка».
Мама с папой так далеко. Тетя Марта с дядей Эвертом — единственные, кто у нее есть. Стоит ли ради них принять Иисуса?
— …успокой ее тревоги, — молилась тетя Марта.
Успокой ее тревоги. Скоро уже лето пройдет, а она ничего не знает о маме с папой. Где они? Остались ли они в Терезиенштадте? Или они «переведены», это непонятное слово употребляла Юдит и не хотела ничего объяснять.
«Ты предала свой народ». Так сказала Юдит. Это значило, что она предала и маму с папой.
Она могла поступить иначе. Могла бороться за то, чтобы маму с папой впустили в Швецию. Если бы она не была так мала, когда приехала сюда! Теперь она почти взрослая, но уже слишком поздно. Теперь маму с папой не выпустят из лагеря, даже если Швеция согласится их принять.
— Ты не можешь молиться?
Рука тети Марты легко коснулась ее плеча.
— Попробуй!
— Господи, — сказала Штеффи. — Господи, если ты существуешь, верни мне маму и папу!
Слезы хлынули по щекам.
— Мама, — плакала она. — Я хочу, чтобы здесь была моя мама.
Позднее, после того как тетя Марта укутала Штеффи одеялом, отвела на кухонный диван и дала ей выпить чашку горячей воды с медом, они тихо сидели, пока не опустились августовские сумерки.
Тетя Марта помешивала ложкой в своей кофейной чашке.
— Я знаю, — сказала она, — что не могу заменить тебе маму. Но ты должна знать, что бы ни случилось, у нас с Эвертом ты всегда дома.
— Простите, — сказала Штеффи. — Простите меня за неблагодарность.
— Не ты должна просить прощения.
Тетя Марта сделала глоток кофе.
— Не думай, — медленно сказала она, — что я не размышляла над тем, правильно ли мы сделали, Альма и я. Нужно ли было крестить вас и принимать в общину? Наверное, нам следовало бы подождать. Но я считала, что Иисус мог бы стать для тебя утешением. Как стал для меня во времена большой скорби.
Она замолчала.
— Когда умерла Анна-Лиза? — прошептала Штеффи.
Первый раз она назвала имя Анны-Лизы при тете Марте. С тетей Альмой она разговаривала о дочери тети Марты и дяди Эверта, умершей от туберкулеза в возрасте двенадцати лет. А дядя Эверт знал, что Штеффи была в курсе. Красные санки, которые она получила в первую зиму на острове, принадлежали Анне-Лизе. Но тетя Марта никогда ни словом не обмолвилась о своем умершем ребенке, и Штеффи подчинялась ее молчанию.
— Да, — сказала тетя Марта, — Когда Анна-Лиза умерла, я, наверное, не смогла бы жить без моей веры. Но затем у меня появилась ты.
Ночью Штеффи приснилась мама. Она была одета как Царица Ночи — в черное блестящее бархатное платье с бледным, как луна, лицом. Штеффи видела, что она пела, но не слышала ни звука.
— Нет, сегодня тоже нет.
Фрекен Хольм в почтовом отделении с сочувствием посмотрела на Штеффи поверх позолоченной оправы очков.
— Но завтра обязательно придет.
Штеффи согласно кивнула. Фрекен Хольм хотела как лучше. Но ее попытки приободрить были лишь пустыми словами. Она не больше Штеффи знала, почему перестали приходить карточки от мамы с папой.
Штеффи положила свое письмо на прилавок. Фрекен Хольм приклеила почтовую марку, поставила штамп и взяла у Штеффи две монетки по десять эре.
— Загляни завтра, — сказала она. — Завтра наверняка придет.
На каменной ограде у магазина сидели Нелли и ее подруга Мауд. Они ели тянучки из большого пакета.
— Хочешь? — спросила Мауд и протянула пакет.
Штеффи взяла одну тянучку и сунула ее в рот. Конфета была сладкой и липла к зубам.
— Возьми еще! — сказала Мауд.
Штеффи покачала головой.
— Никакой карточки, — сказала она Нелли. — Сегодня тоже.
— Угу.
Нелли была немногословна.
— Вы почти как сироты? — спросила Мауд. — Нелли сказала.
— Нет, мы не сироты, — прошипела Штеффи. — Просто наши родители не смогут приехать сюда, пока не закончится война. Нелли, тебе не стоило болтать так много глупостей!
— Я не говорила, что мы сироты, — оправдывалась Нелли. — Я лишь сказала, что когда мы сюда приехали, это было почти как в той книге…
Она обернулась к Мауд.
— В той, что я у тебя брала. Как она называлась?
— «Анна с фермы», — сказала Мауд.
«Вот как, Нелли берет у Мауд книги. Это хорошо», — подумала Штеффи. Нелли и раньше не особенно интересовалась чтением, а теперь немецкие книги она вовсе терпеть не могла. Ее отметки в школе были средними. Через два года она окончит народную школу, но стипендию не получит. Только бы война закончилась раньше, тогда у Нелли появится шанс продолжить учебу!
Мауд шепнула что-то на ухо Нелли, и обе захихикали.
— Спроси ее! — сказала Мауд и толкнула Нелли локтем в бок.
— Нет, — сказала Нелли. — Сама спроси!
— Нет, спроси ты!
— Кто папа Вериного ребенка? — спросила Нелли.
Вера была уже на четвертом месяце, ее живот больше не скроешь.
— Разумеется, жених Веры, — сказала Штеффи.
— Как его зовут?
— Рикард.
— Ты его знаешь?
— Нет, — сказала Штеффи. — Я встречала его. Но я его не знаю.
— Почему они не женятся? — спросила Мауд. — Нужно быть женатыми, если есть ребенок.
— Это грех, — сказала Нелли. — То, что сделала Вера.
Она поджала губы, как некоторые тетушки в Пятидесятнической церкви.
— Грее-е-ех, — протянула она.
— Грее-е-ех, — повторила Мауд и захихикала.
— Тетя Альма говорит, что ты больше не христианка. Это правда? — спросила Нелли.
— Да, — ответила Штеффи. — Я вышла из общины.
— Иисус расстроится. Так говорит тетя Альма.
— Иисус не может расстроиться, — сказала Мауд. — Он умер.
Она засмеялась. Нелли выглядела испуганной, но все же поддержала подругу резким неестественным смехом.