Этой весной наш караван сделал путь вполне благополучно. Но в Фаре я заболел лихорадкой и пролежал целый месяц.
Город Фара небольшой, окружен каменной стеной, имеет двое ворот, которые закрываются при заходе солнца. Жители заняты сельскими работами и, когда видят, что солнце уже спускается за горы, скорее спешат в город, чтобы успеть загнать скот, иначе закроются ворота. Оставить же скот за стенами нельзя, так как ночью с гор спускаются дикие звери и душат его.
Однажды среди лета, под вечер, в город влетел отряд всадников. Казалось, что они были без начальника. Воины разных племен были перемешаны и носились, как волки, гонимые охотниками. Эти всадники, проскакав до главной площади, рассыпались по всем улицам. Не считаясь с благополучием граждан и добрыми нравами, они врывались во все двери, сами открывали амбары, брали сено и ячмень и досыта кормили своих лошадей. Тут были бактрийские, согдские, парфянские и даже индусские воины. Когда у них спрашивали плату за все, что они отбирали, они со смехом указывали на юг:
«Царь царей Дараиавауш едет за нами, он за все заплатит».
На другой день всадники уехали, но скоро явились новые. У этих был некоторый порядок, но они требовали от жителей еще больше корма коням и еды себе. Затем войска стали проходить беспрерывно. Большинство уже не останавливалось в городе, торопясь уйти дальше.
Последним пришел отряд, который особенно отличался от прежних. Кони были убраны золотом, серебром, ценными камнями. Воины были отлично вооружены. Сзади тянулись повозки с женщинами и мулы, нагруженные вьюками. Впереди отряда по всем улицам скакали начальники, которые кричали, распоряжались, но порядка все же было мало.
Я не хотел верить, когда распространился слух, что в одной из закрытых повозок едет сам царь царей Дараиавауш и что его сопровождают слуги, евнухи, танцовщицы и флейтистки.
Я вышел посмотреть хотя бы издали на царя царей. Около ворот одного дома стояли на страже воины-яваны [119] в блестящих панцирях, медных шлемах, с голыми руками и ногами. У каждого были щит и два-три небольших копья-дротика. Я пробрался на крышу соседнего дома и увидел, как великолепно одетые персидские начальники, сложив руки на груди, изгибаясь до земли, входили внутрь двора.
Среди всадников я узнал сатрапа нашей Сугуды – Бесса. Он приехал на большом белом коне. Красный шарф, расшитый золотом, был прикреплен к шее коня, и концы его падали до земли. Голова и грудь коня была покрыты железной чешуйчатой броней.
Все поселяне, стоявшие поблизости, увидя знатного корана, [120] упали лицом на землю. К сатрапу подбежали слуги; один взял коня за уздцы, другой нагнулся, подставляя спину, на которую ступил Бесс, сходя на землю. Высокий, сильный, красивый, в красной с золотом одежде и в блестящем шлеме с большими перьями, Бесс стоял у ворот и говорил с правителем города Фары, который по случаю приезда гостей был в новом плаще и высоком колпаке. Бесс подставил ему для поцелуя щеку, и правитель поднялся на носки, чтобы поцеловать высокого сатрапа.
Правитель города оглянулся, увидел меня на крыше и позвал. Я поспешно спустился к нему.
«У ваших купцов хороший дом, – сказал правитель, – поэтому пусть они позаботятся, чтобы достойно принять корана восточных сатрапий и других знатных гостей».
Это означало, что нам придется кормить персидских начальников, их слуг и лошадей столько времени, сколько они захотят у нас остаться. Но что я мог сделать? Благоразумный покоряется неизбежному. Я поклонился до земли и сказал:
«Все наше имущество мы всегда рады отдать тому государству, которое нас приютило и дает нам хлеб».
Я поспешил домой, чтобы открыть ворота и принять гостей; но ворота были уже открыты настежь. Во дворе ходили и кричали персы, халдеи, сирийцы, мидяне. Они распоряжались, как у себя дома, входили в амбары и подвалы, вытаскивали оттуда муку, сушеный виноград, зерно, кувшины и мехи с вином, кололи наших баранов, тут же рассекали и делили мясо между собой. Когда появился коран Бесс с воинами, он приказал расставить стражу и выгнать шатавшихся в беспорядке воинов неизвестных отрядов.
Затем Бесс с несколькими начальниками прошел внутрь дома, где все они расположились на ковре и стали тихо вести беседу.
Так как я заботился об угощении гостей, то свободно входил и выходил из комнаты, где они сидели. Никто на меня не обращал внимания, и я слышал кое-что из их разговоров.
Персидские слуги мне разъяснили, что здесь собрались знатнейшие правители Персии: начальник охраны царя – Набарзан, сатрап Ареи – Сатибарзан, престарелый Артабаз, известный друг царя Дараиавауша, и другие сатрапы. Все эти люди, которым бог дал величайшее могущество, богатство, почет, право повелевать сотнями тысяч подданных, теперь, теснясь, сидели на старом потертом ковре и рассматривали пергамент. На нем были нарисованы дороги, горы, реки и города Персидского царства. Светильник с темным кунжутным маслом горел тускло, и я воткнул в поставцы еще три чарога. [121] Бесс сердился, водил пальцем по карте:
«Вот пути на Бактру и Сугуду. Здесь переправа через великую реку Окс. А дальше, пройдя Железные ворота, будет уже безопасно. Но нужно, чтобы этот трус нам не мешал…» Он показал рукой в ту сторону, где находился персидский царь царей.
В это время в комнату вошел с заплаканным лицом очень полный перс в дорогой пурпурной одежде, с золотым поясом. Ножны его меча тоже были золотые. Он размахивал руками, всхлипывал и долго не мог ничего сказать от душивших его рыданий. Все приподнялись и поклонились до полу. Я сперва подумал, не сам ли это царь царей, но оказалось, что это был Оксафр, брат царя. Его глаза блуждали, то он хватался рукой за меч, то закрывал ладонями глаза.
Бесс стал объяснять ему карту, но Оксафр вырвал ее и бросил на ковер.
«Я сейчас видел царя царей, – заговорил он жалобным, убитым голосом. – Самое важное, что он еще не потерял надежды. Царь только очень огорчен, все плачет и молится. Флейтистки начали ему играть любимые песни, он немного послушал и прогнал их. Отказался от жареной баранины с шафраном и сильфием, [122] только поел, бедный, немного плохой здешней дыни и выпил красного вина. Теперь царь ждет, что предскажут гадания жреца. До сих пор они были не очень плохие, а один раз даже хорошие… О чем вы совещались здесь?..»
Бесc ответил резким, решительным голосом: