— А хотите, я после ужина покажу вам свою ворону? — спросил Эрик. — Его зовут Рулле, это серая ворона. Этот вид принадлежит к отряду воробьинообразных.
Тура нахмурилась, и Эрик понял, что Рулле упоминать не следовало. Он взглянул на гостя, но не прочел на его лице ни осуждения, ни одобрения.
— Может, дядя Карл не любит птиц, — сказала мама. — Может, он предпочтет после ужина заняться чем-то другим.
Карл Нурдстен действительно не любил птиц. Ни вечно орущих чаек, которые носились над маяком, ни грязных городских ворон и сорок. Но он решил не расстраивать Туру.
— Конечно, мы посмотрим на твою ворону, — сказал он. — Но после принятия пищи желудок должен немного отдохнуть. Никогда нельзя вскакивать из-за стола только потому, что тебя ждет что-то интересное. Ты согласен со мной, Эрик?
Нурдстен не ждал от мальчика ответа, он потянулся вперед и похлопал Туру по руке.
— Тура, вы делаете для ваших детей все, что можете. Смотрите, как у вас хорошо дома.
Он убрал руку и осмотрелся.
— Окна блестят, полы натерты, все пахнет чистотой и свежестью. И колбаса удалась на славу. Чего еще можно желать?
Карл Нурдстен был настроен благостно. Раздавая похвалы направо и налево, он упивался своей добротой и готов был закрыть глаза на чужие недостатки. «Да, так живут бедняки, но я помогу им отсюда выбраться».
«Дядя Карл»? Бленду удивило, почему мама так странно обращается к незнакомцу. Словно он был ее друг, а вовсе не чиновник. Неужели она заблуждалась?
Но увидев, как гость кладет свою руку на мамину, она, наконец, поняла, что происходит. Поняла, почему он пришел с цветами, почему рассыпался в любезностях. Все сходилось. Визит этот не имел никакого отношения к Эрику и его будущему. Нет, человек, которого следовало называть «дядя Карл», пришел ради мамы: только ради нее он сидел у них на кухне и дружелюбно беседовал с ними.
Гость снял китель и повесил его на спинку стула. Бленда тайком наблюдала за ним. Она отметила, как менялся его взгляд, когда он смотрел на маму. Этот взгляд был хорошо ей знаком. Бленда испытала подобный на себе — всего несколько часов назад, в подворотне.
Гётеборг, 31 мая 1917 года
Папа! Я не знаю, как быть. Все перевернулось с ног на голову, и я уже ничего не понимаю.
Но начну с на чала. Помнишь, несколько недель назад я писала тебе, что мама сильно изменилась? Что она стала напевать, стоя у плиты, и носить на работу свою лучшую выходную блузку. Это пение продолжалось каждый день, а однажды вечером, придя с работы, она принесла домой колбасу и сказала, что к нам придут гости.
На ужин к нам пришел мужчина со строгими глазами и в кителе с блестящими пуговицами. Сперва я подумала, что он пришел ради Эрика, потому что прослышал о том, какой он у нас молодец, и захотел помочь ему поступить в реальную школу. Но это оказалось не так. Я поняла это, когда мама сказала, что мы должны называть этого человека. «дядя Карл». Теперь я все знаю, его зовут Карл Нурдстен. Смотритель маяка Карл Нурдстен, он живет и работает на острове далеко в шхерах. И представляешь, папа, он прожил там в полном одиночестве десять лет!
Конечно, у мамы должны быть друзья, не может же она видеться только с тетушками в нашем дворе, которые без конца сплетничают и поливают друг друга грязью. Но этот Нурдстен — я совсем не хочу называть его дядей Карлом — он не просто друг. Папа, это ужасно, но я вынуждена тебе все рассказать: мама говорит, что если бы она точно знала, что ты умер, она бы вышла за него замуж. Как она может так говорить? Я просто не понимаю! Для меня это звучит так, словно она действительно хочет, чтобы тебя не было в живых.
Милый папа, не сердись на нее, я не думаю, что она это серьезно. Понимаешь, она видит только две причины того, что ты ни разу не написал за все эти годы: либо ты бросил нас, потому что больше нас не любишь, либо ты умер. Другого объяснения она не видит.
Я-то знаю, что дело наверняка не в этом, но мама мне не верит. Она говорит, что на тебя не всегда можно было положиться.
Я сижу на кухне и думаю. Эрик и Рулле, его ручная ворона, спят рядом. За окном светло, я могу писать без свечи. И хотя во дворе вовсю цветет сирень, мне очень грустно.
А сейчас я расскажу тебе самое ужасное. Мама решила, что мы все втроем переедем на этот остров, на маяк. Мама и смотритель Нурдстен будут жить вместе, как муж и жена, хотя пожениться по-настоящему они не могут. Мама говорит, что он будет нам с Эриком как отец. В жизни не слышала ничего глупее. Он никогда не станет нам отцом, потому что у нас уже есть папа, которого никто не сможет заменить.
Не волнуйся, я никогда не назову этого Нурдстена папой. У настоящего папы не бывает таких строгих глаз. Он думает, что это незаметно. Когда он разговаривает с Эриком, он притворяется добрым, но когда ему кажется, что на него никто не смотрит, стразу видно, какой он на самом деле.
Я очень не хочу переезжать на маяк. Туда можно добраться только на лодке, да и то только в хорошую погоду. Эрик теперь не сможет учиться, а я-то надеялась, что он поступит в реальную школу. Смотритель говорит, что будет обучать его сам.
Папа, если мы все-таки переедем, как ты найдешь нас, когда вернешься? Ты же будешь искать нас здесь, в нашей старой квартире. Я, конечно, расскажу всем соседям, куда мы уехали, но вдруг они забудут? Каждый вечер я не могу уснуть и все думаю, что может заставить маму изменить ее решение.
И вот еще кое-что. Я расскажу тебе, хоть это и тайна. Мама еще ничего не знает, знает только Эрик, но он обещал не ябедничать. Здесь есть один человек, который мне очень нравится, я люблю его почти так же сильно, как тебя. А может, и так же сильно, только иначе. Его зовут Аксель, и я ему тоже нравлюсь. Но я знаю, что если мы уедем, он скоро найдет себе другую девушку.
Папа, что бы ни случилось, я верю тебе. Я жду твоего возвращения, я никогда тебя не предам. Мама может говорить о тебе что угодно, но я тоже хорошо тебя знаю.
Приезжай скорей, твоя Звездочка
Бленда стояла на кухне и упаковывала тарелки, прокладывая их газетами. Ей очень хотелось уронить всю стопку на пол, просто чтобы показать маме, какая глупость этот переезд. Ведь здесь у них есть все необходимое. Теперь им столько всего придется оставить — и раскладную кровать, на которой они спали с мамой, и скамью в кухне, на которой спал Эрик. Стол, стулья, комод, где они держали одежду, — все это достанется новым жильцам. Правда, стенные часы мама завернула в старый плед, чтобы взять с собой, и зеркало тоже. Простыни, полотенца и одежду они уложили в коричневый картонный сундук, который мама принесла с чердака.
Бленда знала, такой сундук называется «американский». И догадывалась, как он к ним попал: наверное, мама раздобыла его много лет назад, когда планировала их путешествие в Америку. Путешествие, которое за семь долгих лет так и не состоялось.
И теперь, думала Бленда, не состоится уже никогда. Теперь они никогда не увидят папу. Все эти годы за их кухонным столом пустовало одно место, папино. А потом к ним в дом пришел маячник Карл Нурдстен и сел на папин стул. Мама полагала, что Нурдстен поможет им снова стать полноценной семьей. Но она ничего не понимала, вообще ничего!