— Фелльске? — упоминание это явно пришлось ему не по вкусу. — Фелльске здесь ни при чем.
Черт! Голос его даже сделался чуть раздраженным.
— Его мы больше не увидим, я в этом уверен. — Принц немного успокоился. — Что же касается Звонаря, его, конечно же, найдут и арестуют.
Что ж, это понятно.
— Почему его звали Звонарем?
Несколько секунд принц Руперт смотрел на меня, словно пытаясь понять, действительно меня это интересует или я просто дурак.
— Звон? Звонарь? Прозвище. Прилипло к нему с десятилетнего возраста.
— Эти люди словно специально выбирают себе чудные прозвища. Я просто думал, нет ли в них какого-нибудь смысла. Вроде Грозовой Стражи. Или Бегущей По Ветру.
Мой августейший собеседник поморщился. Значит, и он уязвим перед магией Бегущей.
— Похоже, информация о вас точна, — заметил он.
Удачная возможность для ответной реплики. Релвей, Туп или кто-нибудь из их подчиненных гарантированно получил бы такую. Но принц все-таки…
— Прощу прощения?
— Вы переживаете и суетитесь из-за вещей, которые не стоят того, чтобы из-за них переживали или суетились.
Что ж, это замечание я уже слышал. Несколько сотен раз. Хотя, надо признать, он высказал его в не совсем привычной форме.
— Ничего из этого не принесло особого удовлетворения.
— Такова жизнь. Вы занимаетесь своей работой? Ведь, похоже, то, что от вас требуется, вы делаете. Одно это должно уже приносить удовлетворение.
Я хмыкнул. Что я делал в мастерской у портного, в метель, беседуя с третьим лицом в королевстве, при обстоятельствах, позволявших предположить, что эта встреча — часть чего-то еще большего и тайного?
— Зачем я все-таки здесь?
— В дополнение к уже обсужденному? По двум причинам. Что лежит у вас под театром?
Я пожал плечами:
— Не знаю. Мои сотрудники полагают, что это дракон. Не уверен, что я с ними согласен. Во всяком случае, это не похоже на то, как по моим представлениям должен выглядеть дракон. Мы надеемся, что сможем укротить его холодом. Кем бы он ни был, похоже, холод помогает ему снова уснуть. Еще несколько зимних дней — и все будет в порядке. Как бы то ни было, я не имею возможности это обсуждать. Чем меньше людей будет знать об этом, тем меньше окажется таких, которым захочется его потревожить.
Принц Руперт хмуро посмотрел на меня.
— Но главный повод — это то, что я надеюсь завербовать вас в новый отдел по обеспечению правопорядка. На руководящую должность.
— Что? Еще одну? Меня? Стать жестяным свистком? Не думаю, что…
Отсутствие у меня энтузиазма не очень понравилось принцу.
— Полагаю, о такой работе вы могли только мечтать. Вы будете заниматься тем же, чем занимаетесь, но обладая полной поддержкой Короны. С гарантированным доходом.
Угу. И мне будут диктовать, что делать, а чего не делать, что надевать, а чего не надевать, даже как башмаки шнуровать.
Очень мне хотелось заорать: «Изыди, демон!» Однако с этим я решил подождать.
— Я служил в морской пехоте. Я горжусь этим. Но больше ничего такого не повторится.
— Того, что вы не принадлежите себе?
— Совершенно верно.
— У вас будет больше свободы, чем вы думаете.
Наверное, так и будет. Когда по городу будет летать стаями сочная, жирная ветчина.
— Вам стоило бы описать это конкретнее, чтобы я имел возможность все обдумать. Меня устраивает моя нынешняя жизнь.
— Я рассчитывал сделать вас моим личным наблюдателем в Аль-Харе. Это достаточно откровенно?
— А… — Да. Он хотел, чтобы я смотрел поверх голов руководителей Гвардии, Стражи и Негласного Комитета.
— Я отбираю людей, наилучшим образом проявивших себя в своей области, — продолжал принц. — С вами мы бы начали с соглашения, аналогичного тому, что имеется у вас с пивоварней Вейдера. За пределами Аль-Хара ваш отдел занимался бы делами, которые у Гвардии и Стражи получаются неуклюже. Внутри же его вы станете Директором Отдела Верховного Контроля — то есть наблюдать за наблюдающими. По статусу это нечто вроде директора Релвея, с той лишь разницей, что ваше имя знал бы лишь узкий круг людей. Вы выполняли бы в высшей степени важную работу, о которой широкая публика даже не догадывалась бы.
Скользкий маслоторговец и то озвучивал бы свое предложение выразительнее. Принц морщился так, что в его словах мерещился подвох, хотя он, похоже, говорил искренне.
— В смысле, выполнял бы, если бы мне не удалось заставить Релвея работать честно?
— Пока нет. Ничего сверх того, что я сказал. Повторяю, если вы примете мое предложение, работа ваша не станет предметом общественного обсуждения.
Что ж. Он предлагал мне работу. Настоящую работу. Возможно, заключающуюся в том же, чем я занимался и сейчас, только с возможностью заглядывать в темное сердце Аль-Хара.
— Если вы согласитесь, я рассчитываю на то, что вы приведете с собой всех своих нынешних сотрудников. Да, и разорвете все частные контракты.
Это все и решило. Такому не бывать. Впрочем, не мог же я разбить ему сердце на глазах стольких отсутствующих свидетелей.
Перемена моего настроения не укрылась от принца. Он сощурился.
— Компенсация будет адекватна уровню вашей ответственности.
— То есть щедрая?
— Весьма. В конце концов, я ведь прошу вас от многого отказаться.
Теперь сощурился уже я. Однако особого искушения не испытывал. Не могу представить себе короля Каренты, более щедрого, чем пивной король. Не говоря уже о том, что последний меньше лезет в мои дела.
— Достаточная, — продолжал принц, — чтобы вы могли оплачивать услуги своих обычных помощников. Хотя им не нужно знать, чем вы занимаетесь. Некоторые из них совершенно не умеют держать язык за зубами.
— Вы неплохо информированы.
— Мы могли бы, разумеется, оплачивать накладные расходы отдельно от оклада. Конечно, вам придется представлять детальные отчеты за все дополнительные расходы. И приготовьтесь отчитываться убедительно: я создаю также отдел финансового контроля…
Чем больше он говорил, тем больше его предложение напоминало воплотившийся в жизнь кошмарный сон.
— Однако же интересный поворот делает жизнь.
— Как говорится, лови удачу. — Возбуждение его угасло. Принц понимал, что я не купился.
Впрочем, принял он это стойко, как и подобает солдату. Он спросил мое мнение о некоторых видных личностях современности. Пару раз даже бормотал что-то вроде: «Никогда не думал об этом в подобном разрезе» или «Так, значит, на это смотрит простой народ?» Его явно интересовала разница в мышлении его класса и тех нас, кто работает в поте лица. Не уверен, конечно, что плебейская точка зрения пришлась ему особенно по вкусу.