– Пэтрэнко, трясця твойий матэри! Ты дэ?
Кащеев переступил через труп Петренко и метнулся к крыльцу.
– Пэтрэнко! – услышал он, нырнув в коридор. – Дэ тэбэ чорты носять?
– Та тут я, чого вы крычыте? – обозвался Кащеев и с ходу заскочил в дежурку.
Здоровяк в майорских погонах без просветов на миг растерялся. Кащеев был одет в форму национального гвардейца. Маска «ночь» и !АКСУ! тоже были уставными. И только нештатный глушитель на автомате портил впечатление.
– Пэтрэнко… – проговорил майор и вдруг попытался выхватить пистолет.
– Стоять! – вскинул «АКСУ» Кащеев.
Майор замер. И перевел взгляд на проем двери за спиной Кащеева. Тот сказал:
– Петренко нескоро придет. Я его за водкой послал… А мы как раз успеем прокатиться.
– Куда… прокатиться? – тупо спросил майор.
– Тут недалеко, – успокоил его Кащеев. – Я просто с пацанами поспорил. Что на танке к кабаку подъеду. На сто штук. Понимаешь?
– Нет… – растерянно проговорил майор.
– Чего тут непонятного? Поможешь, быстро подскочим к кабаку, я свои бабки заберу, загружу тебе на борт пару ящиков конины и все будут живы и здоровы… Ну а не захочешь, я все равно подъеду. Только без тебя. Иначе меня за пацана считать перестанут. Ну так че, майор? Прокатимся?
– У-у!.. У-у!.. – проухал где-то на противоположном склоне горы филин.
Логинов, чтобы не замерзнуть, принялся по очереди напрягать мышцы. Он лежал между опор огромной мачты линии электропередач. Она стояла на самой вершине горы, у которой приткнулась Монина усадьба.
С того места, где находился Логинов, усадьба не просматривалась. Она была расположена так хитро, что с горы не просматривалась вообще. Однако Логинов усадьбу наблюдал. Без напряга.
Вчерашней безлунной ночью он забрался на мачту ЛЭП и установил на ней камеру. И теперь Логинов, лежа на земле, принимал изображение с нее на небольшой дисплей. Камера была дорогая, так что Виктор не пропустил бы даже таракана, если бы тот пробежал по подъездной дороге к воротам.
Однако пока что рассматривать в усадьбе и в округе было абсолютно нечего. После отъезда кортежа с Мониным двойником усадьба словно вымерла. Только изредка на территории в кустах мелькал охранник. Да периодически смещался к другому краю крыши второй. На подступах же абсолютно ничего не происходило.
Замерзший Логинов все отчетливее понимал, что изуродовался зря. Он оборудовал укрытие, которое было невозможно обнаружить, даже наступив на него. И рисковал жизнью на верхотуре, у проводов с напряжением в три тысячи вольт.
И все потому, что Логинов решил, будто Кащеев каким-то образом пронюхает об отлете Мони в Тибет. И обязательно придет рассчитаться с оставшимся практически без охраны Моней. Именно в усадьбу, потому что, как и на чем Моня отправится в аэропорт, предугадать было невозможно. Даже Плотников, обладая целой сетью агентов и доверенных лиц, выведать этого не смог. И предположил, что Моня воспользуется каким-нибудь частным вертолетом…
– Ну все! Подъем… – вздохнул Моня.
Шварц мгновенно подорвался и легко, словно пушинку, подхватил чемодан, на котором сидел. Моня, опершийся подбородком о трость, уныло покосился на Лизу, сидевшую рядом. Та восприняла его взгляд как карт-бланш и, припав к Мониному боку, завыла во весь голос:
– Ой, Монечка-а!
– Да заткнись ты! – как ужаленный вскочил Моня.
Лизка, внезапно лишившись опоры, кувыркнулась с чемодана на пол, высоко задрав ноги в ажурных чулках.
– Вот же, блин, тетеха! – подал ей руку Моня. – Грузи в машину чемоданы, Шварц! А мы к животине пока заглянем!
Гигант подхватил второй чемодан и выскочил на крыльцо. Когда Лиза с Моней вышли во двор, Шварц уже почти скрылся за углом, направляясь к гаражам.
Моня двинулся за дом, где за райскими кущами располагались фазаньи клетки. Обрадованные птицы закрякали пронзительными голосами. Моня просунул в клетку конец трости, собираясь погладить по хохолку курочку:
– Рябушки мои!..
Однако птица нежных чувств Мони не поняла и, вылупившись на трость, вдруг сильно клюнула ее.
– Тьфу ты, курица дурная!.. – быстро выхватил трость обиженный Моня и направился дальше, к аквариуму.
Тут выцокивавшая сзади на каблучках Лиза протяжно высморкалась в платок и сиплым от слез голосом проговорила:
– Монечка, как же ты там сам, на Тибете-то этом? Без ухода, без ласки, без заботы? Эти ж тибетки, поди, и не моются, наверно… Может, возьмешь меня с собой? А я бы тебе там была такая заботливая, такая ласковая…
– Блин, да не дави ты на психику, и так жаба давит! – раздраженно оглянулся Моня. – Куда возьми? Я ж, блин, типа, инкогнито еду!
– Так и я тоже поеду на инкогнито! Типа!
– На каком, блин, инкогнито? А курей этих долбаных кто будет кормить с рыбами? И двойника гримировать?..
Огромный аквариум утопал в темноте. Моня быстро подошел и ткнул тростью в выключатель. Мощные лампы осветили толщу зеленоватой от водорослей воды. В следующую секунду в ней словно промелькнул огромный серебристый вихрь.
– Красавицы! – ткнул Моня пальцем в стекло.
Пираньи, отталкивая друг дружку, блестящими блюдцами заплясали перед Моней, пытаясь добраться до пальца. Их маленькие зубы казались несерьезными. Моня, не поворачивая головы, спросил:
– Мясо где?
– В ведре! – сипло сказала Лиза.
Моня протянул ей трость и шагнул за угол, где возле лестницы стояло большое белое ведро.
– Не понял? – сказал Моня. – Лизка!
– Чего?..
– Чего-чего? Мясо где, твою мать?!
– Как где… – проговорила Лиза, подходя.
Крышка ведра валялась на полу, само ведро было сдвинуто, внутри на дне осталась только лужица крови. Лизка недоуменно наклонилась и вдруг увидела смазанный кровавый отпечаток…
– Видчыняй, Горобэць! – рявкнул высунувшийся в люк майор.
Чтобы у него не было искушения чего-нибудь отчебучить, Кащеев упер глушитель «АКСУ» ему в задницу. Прямо между ягодиц.
– Так а пэрэпустка, панэ майор? – донеслось от КПП.
– Яка, в гузно, пэрэпустка, Горобэць? Тэрминовый наказ командувача!
– Зрозумив, панэ майор! – послышалось снаружи сквозь рокот движка.
Майор присел, и несколько секунд спустя легкий танк «Термит» завода имени Малышева вынырнул в ворота.
– Налево! – приказал Кащеев, уткнув глушитель в затылок майора.