Начальник принялся бормотать что-то про нехватку продуктов. Но Крылов, не слушая его, приказал:
– Майор, даю час, чтобы привести Плаксина в порядок. Отмыть, постричь, одеть и накормить!
– Забираете? А как же сопроводительные документы к приказу? – Никто и не ожидал от начальника таких слов.
– Что? Документы? Какие еще тебе, гнида, документы? Приказ наркома – это тебе не документ? Под расстрел хочешь? Я же сказал – час на сборы! Не управишься, пеняй на себя. Исполнять!!! – закричал Крылов.
– Все сделаем! Есть! – засуетился начальник и метнул красноречивый взгляд на зама.
Тот понял все без слов. Не прошло и получаса, как Плакса отмыли душистым довоенным мылом, затем его передали в руки парикмахера Сашки. Раньше он работал в салоне на Крещатике, а теперь стриг исключительно лагерное начальство. Его тонкие, как у пианиста, пальцы мгновенно уложили волосы зэка Плаксина в модную прическу.
Плакс находился в прострации, он не понимал, что происходит. Он не хотел гадать, чем это закончится, и решил положиться на судьбу.
– Ну что, готов? – В дверь просунулась озабоченная физиономия зама. – Пошли, Плаксин, пошли, самое время перекусить! – поторопил он.
В соседней комнате был уже накрыт стол. Плакс обомлел. В тарелке дымился наваристый борщ, в миске лежали покрытые жирком куски отварного мяса, картошечка была присыпана невесть откуда взявшимся укропом, соленые огурцы маняще поблескивали, квашеную капусту, как и положено, украшала клюква… И хлеб, пахучий свежий хлеб, нарезанный крупными ломтями. Запотевшую бутылку водки он заметил в последний момент.
– Иван, ты садись, поешь по-человечески. Дорога длинная, надо набраться сил, – сказал Крылов.
Плакс неуверенно присел на краешек табурета. Начальник лагеря подрагивающей рукой разлил водку по стаканам. Крылов первым поднял стакан и молча выпил, к нему присоединились остальные – все, кроме Плакса.
– Да ты пей, пей, Иван! Чего на нее смотреть? – подтолкнул под локоть Шевцов.
На втором глотке у Плакса перехватило дыхание.
– Закуси, закуси! – Крылов заботливо пододвинул миску с мясом.
Плакс уже не мог сдерживаться. Шатающиеся от цинги зубы вонзились в сочную мякоть. Какая там, к черту, вилка – он ел руками, не думая о том, что за столом сидит не один. Да плевать ему было на окружающих! Два года унижений, два года непосильной, изматывающей работы, два года вонючей баланды вместо нормальной человеческой еды! Он жадно хватал все подряд – хлеб, огурцы, капусту, пока не почувствовал, что его желудок уже не в состоянии переварить съеденное. После второго стакана водки его повело, а дальше все происходило как в тумане. Овчинный полушубок, теплая машина, обледенелые ступеньки трапа и, наконец, убаюкивающий шум мотора. Под этот шум особо опасный преступник Иван Плаксин заснул безмятежным сном.
Многолетний опыт филерской службы, но еще больше интуиция подсказывали верному помощнику полковника Дулепова, начальнику бригады наружного наблюдения Модесту Клещеву, что затянувшаяся прогулка Гнома – под такой кличкой в оперативных сводках проходил офицер-штабист японской армии – вряд ли была случайной. После того как он вышел за контрольно-пропускной пункт, две бригады филеров не спускали с него глаз. От них не ускользнуло, что он поднялся к себе в квартиру, переоделся в гражданское платье и уже в таком виде отправился в город.
Клещев был недоволен. Он бы справился и один, своей бригадой, но ему навязали японцев из жандармского управления. Гонору у этих ребят хватало на десятерых, а проку почти никакого. Он так и сказал об этом Дулепову, но тот сослался на полковника из контрразведки. Пришлось смириться, плетью обуха не перешибешь, а японцы платили хорошие деньги.
Гном, как он знал, был не из простых, занимал в штабе видную должность, поэтому Дулепов распорядился поставить на слежку самых опытных. Более того, перед началом операции он проинструктировал их лично. Такой же инструктаж прошла и японская сторона. Ей полагалось отрабатывать китайские связи Гнома. Может, оно и к лучшему? – подумал Клещев. За двадцать лет жизни в Маньчжурии он до сих пор путался. Китайцы, корейцы, японцы казались ему на одно лицо, он долго вглядывался, прежде чем определить, кто перед ним.
С Гномом им повезло, большущая голова на тщедушном теле служила хорошим ориентиром, и филерам не приходилось особенно напрягаться. Пока объект вел себя вполне прилично: не выбрасывал фортелей со сменой такси, не устраивал беготни по подворотням, шел себе и шел. По пути он заглянул в магазины, для вида покрутился у прилавка, даже купил какую-то расческу и причесался ей перед зеркалом, но на таких детских приемах асов Клещева было не провести. Поведение Гнома просчитывалось на три шага вперед, по всем признакам на профессионального шпиона он никак не тянул. Что-то там накрутил Дулепов… Но когда Гном вышел из аптеки, острый глаз Клещева подметил в его поведении изменения. Во-первых, он зашагал быстрее, во-вторых, стал чаще озираться по сторонам. Явно запахло жареным, и филеры приняли стойку. Наученные Дулеповым и Клещевым, теперь они готовы были следить и за контактами Гнома. Первым засветился приказчик из табачного магазина, но за ним решили хвост не пускать. Клещев был уверен, что это «пустышка». Подобострастная рожа, вороватые глаза – такой явно не тянул на агента красных.
По пути Гном заглянул в дешевую китайскую забегаловку. Клещев удивился: для японского офицера слишком просто, но забегаловкой занялись коллеги из жандармов. Перекусив на скорую руку, Гном, двигаясь к набережной, сделал еще один финт – зашел в русскую антикварную лавку. Здесь уже пришлось поработать филерам Клещева. Вместе с объектом они покопались в старье, перебирая серебряные безделушки. Гном долго вертел в руках пасхальное яйцо с дорогой инкрустацией, лавочник, чувствуя его интерес, выставил на прилавок еще дюжину, но Гном отмахнулся и пошел к выходу. Филеры напряглись: в дверях он столкнулся с русским, если судить по одежде – конторским служащим. Русский бесцеремонно отодвинул «самурая» в сторону и протиснулся в лавку. За короткое мгновение они вполне могли обменяться информацией, и за русским на всякий случай стал приглядывать отдельный филер.
Покинув лавку, Гном уже нигде не останавливался. Клещев не ошибся – он шел к бульвару на набережной. Погодка была еще та – пронизывающий до самых костей ветер и снег с дождем разогнали праздных гуляк, и филерам пришлось расстараться, чтобы не бросаться в глаза. С каким бы скепсисом не относился Клещев к японским коллегам, но они здорово помогли: рабочих, разбирающих летний павильон, трудно было принять за жандармских шпиков.
Накануне Клещев схватил простуду и, прячась за деревьями, боялся выдать себя кашлем. А Гном, как назло, пропал из виду, потом его приметная голова замелькала за кустарником. Филеры в душе материли коротышку, уж больно прыткий оказался.
Клещев почувствовал, что явка должна произойти именно сейчас. А Гном, однако, не промах, место для явки выбрал удачное, практически вырубил наружное наблюдение, которое не могло действовать незамеченным.