Внезапно в уши ударил свистящий звук, и в ту же секунду темноту разорвала ослепительная вспышка. Дорога впереди вздыбилась, машину подбросила накатившая ударная волна. Второй удар пришелся поблизости, по стеклам забарабанили куски смерзшейся земли.
– Глуши мотор! – крикнул Крылов водителю.
Тот резко сбросил газ. Машина вильнула в сторону и мягко ткнулась капотом в снег.
– Всем в укрытие! – Крылов пытался перекричать раскат нового взрыва.
Шевцов перегнулся через Плакса, открыл дверцу и выпихнул его из салона. Затем выпрыгнул сам и кубарем скатился в кювет. Плакс воткнулся головой в сугроб, по лицу шершавой теркой прошелся снег. Плохо понимая, что делает, он вскочил и попытался бежать.
– Ложись! Ложись, дурак, убьет! – Голос Крылова потонул в свистящем вое новой бомбы, этот вой плющил и прижимал к земле.
«Идиот! Что я доложу Фитину?» – от этой мысли Крылов похолодел. Выскочив из укрытия, он в стремительном броске сшиб Плакса на снег.
В следующее мгновение нетронутый пласт белого снега вздрогнул и вздыбился рядом с ними багрово-черным грибом. И вдруг наступила тишина. Бомбежка закончилась так же внезапно, как и началась.
Первыми, отряхиваясь и ощупывая себя, поднялись Шевцов с водителем, а Крылов все продолжал лежать, придавив Плакса к земле.
– Сережа, ты что? – позвал Шевцов и, не услышав ответа, бросился к нему. Из рваной раны на шее Крылова хлестала кровь.
– Митя, ко мне! Срочно перевязочный пакет! – не своим голосом закричал Шевцов.
Водитель, спотыкаясь и падая на ходу, ринулся к нему.
– Давай Серегу тащи, а потом этого! – распорядился Шевцов.
Подхватив майора под спину, они бегом донесли его до машины и, уложив на заднее сиденье, стали делать перевязку. К этому времени Плакс пришел в себя.
– С тобой все нормально? – окликнул его Шевцов.
– Да! – кивнул Плакс и спросил: – А как… он?
Шевцов не ответил. Он разрывался между инструкцией, категорически запрещавшей малейшие отклонения от маршрута, и необходимостью помочь раненому товарищу. Крылов на глазах терял силы.
Плакс понял его сомнения.
– Капитан, едем в госпиталь! Жизнь одна! – сказал он.
– Товарищ Шевцов, тут по пути один есть! – поддержал водитель.
– Далеко?
– Да не, не очень…
– Ладно, гони, только побыстрее, слышишь!
Водитель выжимал из машины все что мог, притормаживая лишь на постах, чтобы ненароком не получить вслед автоматную очередь.
Плакс сидел на переднем сиденье и смотрел в лобовое стекло. Такой Москву он никогда не видел. Пустые улицы, темные силуэты домов без единого горящего окна, тлеющие развалины где-то сбоку, мешки с песком, напоминающие баррикады, рогатые противотанковые ежи… Москва готовилась стоять насмерть.
Как могло такое случиться, что фашисты дошли до столицы? Как? Это не укладывалось в его голове.
И он сам, и другие разведчики предупреждали о том, что война возможна, когда она еще только вызревала в пивных Мюнхена, но к ним не захотели прислушаться. Но чувство жгучей горечи, даже обиды, что жило в нем последние годы, здесь, в осажденном городе, исчезло, стало неважным, несущественным перед той страшной бедой, что обрушилась на страну. В то же время он испытывал гордость: народ, многострадальный народ в очередной раз оказался благороднее и сильнее своих правителей, встав стеной на пути сильного, вероломного врага.
Крылов застонал.
– Митя, прибавь скорости, – поторапливал водителя капитан, – плохо ему, мы должны успеть.
Наконец впереди показалось здание школы, в которой был развернут госпиталь. Во дворе творилось столпотворение, недавно привезли новую партию раненых. Водитель исхитрился поставить машину к самому крыльцу. Швецов забежал в здание и вскоре вышел с двумя санитарами. Крылова положили на носилки и понесли в приемное отделение, а оттуда – сразу в операционную.
После госпиталя поехали на площадь Дзержинского. Шевцов, угрюмо нахохлившись, на коротком пути не проронил ни слова, и только на внутреннем посту при въезде в наркомат его прорвало. Часовой долго мусолил бумаги на Плакса и никак не решался впустить прибывших.
– Ты что, читать не умеешь, там же по-русски написано! – вспылил Шевцов.
– Еще вас научу! – огрызнулся тот.
– Что-о?! Да я тебя под трибунал! Не видишь, кто подписал?!
– Без коменданта не могу, не велено.
– Какой еще комендант?! Это приказ самого наркома! – Не владея собой, Шевцов потянулся к портупее.
Часовой наконец отступил в сторону. Шевцов провел Плакса в подъезд, и они остановились у лифта. Подошли еще несколько офицеров. Под их взглядами, колючими и недоуменными, Плакс почувствовал себя неуютно.
– Нам выходить! – доехав до нужного этажа, сказал Шевцов.
Они долго шли по коридору. В коридоре стояла особенная тишина. Толстые ковровые дорожки гасили шаги, не было слышно и то, что творилось за обитыми кожей дверями.
Шевцов приоткрыл одну из дверей и заглянул в приемную. Там никого не оказалось, видимо, секретарь вышел. Он прошел дальше и тихо постучал в дверь кабинета.
– Заходите! – раздался голос.
Шевцов слегка подтолкнул в спину Плакса, и тот шагнул в кабинет первым. Обстановка в нем была казенной. У стены стоял кожаный диван, по углам два массивных кресла. На стене висел портрет Вождя. За большим письменным столом сидел молодой человек в военной форме без знаков различия.
«Порученец или помощник? – подумал Плаксин, увидев как тот бесцеремонно копошится в папках. – Интересно, а кто твой хозяин?»
Между тем молодой человек дружелюбно распорядился:
– Пожалуйста, проходите и присаживайтесь, товарищ Плакс, а вы, капитан, свободны.
Плакс подумал, что ослышался, за последние два года так его никто не называл. Он бочком присел на стул у и оглянулся в сторону двери, ожидая, что сейчас появится начальник.
«Порученец» захлопнул толстую папку и неожиданно посетовал:
– Хотите верьте, хотите нет, но мы когда-нибудь утонем в бумагах!
– Уж не знаю, кому верить… – осторожно ответил Плакс.
Молодой человек мягко улыбнулся и представился:
– Фитин Павел Михайлович, начальник I Управления НКВД.
– Извините, но название мне ни о чем не говорит.
– Разведка.
– Вот как?
Плакс совершенно другим взглядом посмотрел на хозяина кабинета. Опытный разведчик, прошедший суровую школу большевистского подполья на Украине, а затем пятнадцать лет проработавший в нелегальных структурах Коминтерна, он мысленно сравнивал Фитина с людьми, ранее занимавшими этот пост, – Дзержинским, Таршисом (Пятницким), Берзиным – и не находил объяснения столь головокружительной карьере.