Тихонько двигаясь по комнате, я принялась зажигать свечи. Три свечи на столе, две в настенном канделябре, и ещё две в другом, симметрично расположенном с противоположной стороны комнаты. Танцующие огоньки постепенно разгоняли кошмары. А может быть, начинал действовать травяной напиток. Я снова легла, пристроив подушку повыше. Сон — это потеря контроля над происходящим, и потому спать пока страшно. Я и не буду спать, просто полежу с открытыми глазами. Посмотрю, как горят свечи. Подумаю о чём-нибудь приятном. Но веки тяжелеют, и можно иногда прикрывать глаза, давая им отдохнуть.
…Не знаю, в какой момент я уснула, но после этого спала, как убитая, до позднего утра.
В ту ночь я поняла одну вещь. В том, чтобы спать вместе с мужем, есть определённые преимущества.
Это событие нагрянуло неожиданно, как неожиданным бывает землетрясение или извержение вулкана. Я застала Дамиана внизу, в зале на первом этаже. Мой муж сидел в кресле с чрезвычайно кислым выражением лица и держал в руке листок, наполовину исписанный с одной стороны аккуратным круглым почерком. По выражению лица Дамиана я могла бы предположить, что недовольный его отсутствием на богослужениях жрец прислал скрупулёзно записанную на бумаге проповедь. Вот только для этого письмо было слишком коротким.
— Что произошло? — спросила я, подходя поближе. — Плохие новости?
Дамиан поднял на меня мрачный взгляд.
— Чудесные, — ответил он таким тоном, что сразу становилось понятно: новости — хуже некуда. — Сегодня вечером приезжает моя мать.
— Сегодня вечером?! — всплеснула руками я. Успеть как следует подготовиться к приёму важного гостя за такое время очень трудно. — А почему так поздно стало известно, письмо задержалось? Или она внезапно решила приехать?
— Нет, просто она всякий раз тщательно заботится о том, чтобы её приезд оказался сюрпризом. — Дамиан был мрачнее тучи. — Чтобы я не успел что-либо предпринять по этому поводу.
Я не была уверена, что именно он имеет в виду. Быть может, именно то, о чём подумала я, — невозможность как следует подготовиться? Но ведь не это же послужило причиной столь дурного настроения! И тут я, как мне показалось, сообразила, в чём дело.
— Она знает, что у нас фиктивный брак? — предположила я, благо никого из слуг поблизости не было.
Если она в курсе, то ситуация складывалась действительно не слишком удобная. Кстати сказать, на нашей свадьбе матери Дамиана не было; до этого дня я была уверена, что у него вообще нет близких родственников.
— Упасите боги! — Он аж отшатнулся от меня вместе со стулом. — Разумеется, нет.
Я была озадачена. Что, в таком случае, могло вызвать в нём такую реакцию? Может быть, Дамиан напрягается из-за предстоящего знакомства матери с женой? Да нет, не "может быть", а наверняка! И кто бы не напрягался в такой ситуации?
— Я должна ей понравиться, да? — понимающе спросила я.
Дамиан взглянул на меня совсем уж странно, а затем коротко рассмеялся.
— Даже не пытайся, у тебя всё равно нет никаких шансов, — заверил меня он.
Я обиженно надулась. Что же, если я своего мужа как женщина не интересую, значит, уже и маме его понравиться не могу? Я, между прочим, очень даже умею производить благоприятное впечатление на мам. Ну, во всяком случае умела до обучения. А годы, проведённые в пансионе, наверняка в этом отношении пошли мне только на пользу.
Я собиралась промолчать, но слова всё-таки сорвались с языка:
— Ты так уверен, что я совсем ни на что не гожусь?
Дамиан поднял на меня глаза, непонимающе нахмурился, потом отрицательно качнул головой.
— Ты здесь ни при чём, — пояснил он, и его голос прозвучал мягче. — Понравиться моей матери невозможно по определению. Ей не нравлюсь даже я, собственный единственный сын. И уж тем более не понравится какая-то незнакомая стерва, которая осмелилась заманить под венец такого выгодного жениха.
— Логично, — задумчиво пробормотала я. — И как мне в таком случае себя вести?
— Да как угодно. — Дамиан безнадежно махнул рукой. — Хоть молись на статуэтки богов, хоть танцуй на столе. Никакой роли это не сыграет. Так что не напрягайся. Я предложил бы тебе вообще пересидеть это время у себя в комнате, но она непременно захочет тебя видеть, а когда моя мать чего-то хочет… — Он снова махнул рукой. — Я постараюсь взять огонь на себя и не позволить ей излишне тебя издёргать.
— А… надолго она приезжает?
Теперь этот вопрос казался мне наиболее актуальным.
Дамиан тяжко вздохнул.
— Надолго, — кивнул он. И страдальческим голосом добавил: — До завтра.
Встречать мать Дамиана мы вышли во двор всей толпой. Толпа, впрочем, оказалась какая-то маленькая, неубедительная. Меня в день моего приезда встречали более бурно. А тут многие слуги постарались скрыться на кухне или на конюшне, якобы по важным и срочным делам. И если до этого я думала, что недовольство Дамиана в связи с приездом матери есть результат каких-то недоразумений, нередких в родственных отношениях, то, глядя на реакцию слуг, начала сильно в этом сомневаться.
Вышедшая из кареты женщина была невысокой, ниже Дамиана по меньшей мере на целую голову, немного полноватой и обладала роскошными каштановыми волосами с рыжим отливом. На вид ей можно было дать лет пятьдесят. Она остановилась перед Дамианом и, невзирая на разницу в росте, умудрилась посмотреть на него сверху вниз, после чего одарила тёплой материнской улыбкой, от которой лично у меня похолодело всё внутри. Дамиан склонил голову с таким видом, словно опускал её на плаху, и она торжественно чмокнула его в лоб.
— Как ты доехала, матушка? — предельно вежливо осведомился Дамиан. — Дорога прошла хорошо?
— Отвратительно, — отрезала та. — Когда мы выезжали из поместья, всё было ничего. Но когда подъехали к городу… Дорогой, у тебя здесь ужасные дороги! Ты совершенно за ними не следишь. Разве можно так запускать свои владения?
Дамиана, кажется, критика не слишком впечатлила.
— Надо же, а до тебя никто претензий не предъявлял, — бесстрастно заметил он.
— Потому что все прочие боятся и лицемерят, — ни на секунду не задумавшись, ответила матушка. — На то и родная мать, чтобы говорить сыну правду. Какой бы неприятной она ни была.
— По неприятной правде ты специалист, — ответил Дамиан таким тоном, будто возносил матери высшую похвалу. — Я непременно приму к сведению твою жалобу. Вот, познакомься. — Он встал рядом со мной и взял меня за руку. — Это моя жена, виконтесса Вероника Телбридж, урождённая Фостер. Ника, это моя мать, леди Камилла Телбридж.
— Очень рада познакомиться, миледи, — ангельским голосом произнесла я.
Камилла неспешно, чуть откинув голову назад, обвела меня пристальным взглядом, всю, с головы до ног. Особенно задержавшись на глазах и на груди. Я почти почувствовала себя в пансионе. И сразу же определилась с линией поведения. Скромно сцепила перед собой руки и по-ученически потупила глазки.