– Я сказал, выключай дурака! Базар есть!
Правый глаз музыканта стал осмысленным.
– О, это ты, Моня! Здорово! С возвращением с Тибета!
Радости в голосе не чувствовалось.
– Тот еще жук, – снова оглянулся на Логинова Моня. – Бригада у него была музыкальная! Пока он играл, подельники курортников чистили!
– Так что ты хотел, Моня? – вперил в бандита зрячий глаз Джо.
– Наколка одна нужна.
– Я не при делах. Как и ты.
– Я в курсе. Но ты там на углу торчишь целыми днями. А глаз у тебя хоть и один, но как алмаз. И коллег своих бывших ты, зуб даю, на раз вычисляешь…
– Я не при делах, Моня! Если это все, я сваливаю! Мне надо на жизнь зарабатывать!.. – Джо начал разворачиваться.
Однако Моня наступил ногой на подножку коляски и сказал:
– Стоять! Я понимаю, что ты не хочешь ни во что впутываться, тем более что это типа – как это? – западло!
– Ты правильно понимаешь, Моня…
– Правильно, но не совсем. Давай посмотрим на это немного по-другому. Гастролеры приезжают и уезжают, Джо. А нам с тобой в Крыму жить. Правильно?.. И тут есть только два варианта. Первый… – Тут Моня вытащил из кармана штанины пачку баксов и отслюнявил несколько стодолларовых купюр. – Мы друг другу помогаем. Ты мне даешь информацию, а я тебе оказываю гуманитарную помощь на покупку новой коляски. И ты спокойно наяриваешь на своей гармошке дальше… Второй вариант. Мы друг другу не помогаем. И тогда в один прекрасный день у тебя на твоей развалюхе вполне могут отказать тормоза. Ты падаешь с обрыва и пиликаешь уже русалкам на дне: «Оставайся, мальчик, с нами, будешь нашим королем…»
Кащеев проверил показания приборов, потом провел пробный пуск двигателя катера. Завелся тот сразу. За кормой забулькала вода. Григорий Васильевич немного выждал. Никаких подозрительных звуков слышно не было. Убедившись, что все в порядке, Кащеев заглушил мотор и спустился в каюту.
Здесь он придирчиво осмотрел себя перед зеркалом. Вытертые махровым полотенцем волосы высохли окончательно. Догадаться, что Григорий Васильевич нырял, было невозможно. Кащеев вышел на палубу, взобрался на пирс и двинулся к джипу. Забрав кое-какие вещи и перенеся их на катер, Григорий Васильевич вернулся к машине и крикнул:
– Риф!
– Да, Григор Васильевич! – тут же отозвался татарин.
– Ворота гаражные отопри! Я машину загоню!
– Уже открываю, Григор Васильевич!
Кащеев сел за руль и начал разворачиваться. Собаки с радостным лаем бросились наперерез машине, но Риф крикнул им что-то по-татарски. Псы тут же остановились.
Риф открыл ворота квадратного барака. Часть его приспособили под временный гараж, часть – под склад ГСМ. Крошечную каптерку отдали Рифу в качестве служебной квартиры.
Кащеев загнал «Мицубиси-Паджеро» внутрь, забрал ключи, пикнул пультом сигнализации и вышел. Риф ожидал его у ворот, собаки виляли хвостами поодаль, у костра.
– Ну все! – сказал Григорий Васильевич. – Я буду в море выходить! Завтра трудный день!
Риф для порядка закивал: со всем, что говорил хозяин, он соглашался. Кащеев попрощался:
– В общем бди тут! Пока! – И быстро направился к пирсу.
– Хорошо, Григор Васильевич! Счастливо! До свидания! – сказал Риф и принялся запирать ворота.
Кащеев почти приблизился к пирсу, когда сзади вдруг послышались торопливые шаги. Кащеев быстро оглянулся и увидел бегущего следом с ружьем в руках Рифа.
– Стой, Григор Васильич! – крикнул он. – Стой!..
Логинов нахмурился, потом еще раз повторил в мельчайших подробностях описания, полученные от Горова. Одноглазый Джо на миг прищурил свой зрячий глаз и решительно махнул головой:
– Нет! Таких гастролеров в Алуште нет точно!
– Понятно!.. – сказал Моня, с некоторым сожалением протягивая музыканту стопку стодолларовых купюр. – Держи, расписки не надо…
Джо жестом фокусника убрал деньги и сказал:
– Спасибо, Моня! Если я их вдруг срисую, подкачу к «Ривьере». Лады?
– Лады! – хлопнул Джо по ладони Моня. – Налить на дорожку?
– Налей!
Хлопнув еще сто пятьдесят граммов коньяка, Джо сказал:
– Ну что, я поехал?..
– Для конспирации сыграй что-нибудь хоть по дороге к лифту! – сказал Моня.
Джо вдруг прищурился:
– Это можно!
Его пальцы опустились на клавиатуру, зазвучала мелодия. Моня невольно ухмыльнулся. Немного послушав, он вызвал Шварца. Телохранитель возник на пороге.
– Увози! – махнул головой Моня.
Шварц подошел к коляске и выкатил ее из номера. По коридору разнеслась затихающая мелодия.
– Ну что, Вить, уяснил?.. – спросил Моня.
– Уяснил… – хмуро проговорил Логинов.
– Если Джо сказал, значит, гастролеры здесь тоже ни при чем, – устало провел рукой по лицу Моня. – Так что я пас. Это какие-то ваши шпионские заморочки! Вам и разбираться. А я пойду в нирване поболтаюсь чуток, а то устал что-то…
– Так а насчет стекла ты когда пробьешь? – спросил Логинов.
– Я уже пробил, – сказал Моня.
– И что?
– Голяк! Никто не менял сегодня в Алуште заднего стекла на джипе. Не хочу тебя расстраивать, но и завтра-послезавтра никто наверняка не станет. Зуб даю…
Кащеев остановился и повернулся к приближающемуся Рифу лицом.
– Что?!. – спросил он.
– А рыбка?! Рыбку-то ты забыл, Григор Васильевич!
Кащеев незаметно вздохнул. С трудом сдержавшись, чтобы не выматериться, он сказал:
– Спасибо! Но нам некогда с ней возиться… Работа, Риф, работа!
– Я понял, Григор Васильевич, – сказал расстроенный татарин. – Она у меня в садке, живая…
– Вот и отлично! Я, как катер пригоню, мы ее прямо на костерке и запечем! Навроде барбекю! Ну все, Риф! Я и так задержался!
Концы Кащеев отдал сам. Вывернув штурвал, он направил катер на восток, туда, где совсем скоро должен был родиться новый день. Последний день Кащеева в Крыму…
– Счастливо, Григор Васильевич! – крикнул на берегу Риф. – Ты позвони, как соберешься! Я рыбку разделаю!
Кащеев чуть повернул штурвал, и берег скрылся за скалами. Григорий Васильевич сбросил ход и оглянулся. Далеко в море в стороне Ялты виднелись топовые огни какой-то яхты. На самом горизонте черной точкой на лунной дорожке едва заметно двигалось какое-то судно. Поблизости никаких плавсредств не было.