– Колбасу?! Ну да!.. – Медяк взялся за нож, но за сервелатом не потянулся. – Гольяновские наехали, что за дела, все такое! Кречет слушал-слушал, потом как даст! Одного вырубил, с другим завязался. Тут мы подскочили и, короче, сделали их. С тех пор никто не наезжает. Подходят, предъявляют, но спокойно, без наездов. Мы договариваемся, все на мази, дела идут.
– Достал!
Я взяла батон колбасы, положила его на разделочную доску, забрала у Медяка нож. Забодал он меня своим Славой.
– А ты говоришь, лабаз! Менты наедут, отбивайся потом. – Медяк махнул рукой.
– С ментами у нас налажено. Деньги будут, так что с этим без проблем.
– Кречет говорит, что беспонтово это. – Медяк покачал головой.
– Кречет ему говорит! – передразнила его я и зло резанула ножом по батону.
Мне бы Славу сейчас сюда, этого комнатного орла. Я бы показала ему, как птичьи головы резать!
– Совсем помешался ты на своем Кречете!
– Нет, я на тебе помешался! – Медяк с вожделением глянул на меня.
Он хотел быть со мной, но возбуждала его не только я. Парень тащился от собственной важности, от тех дел, которые крутил с Кречетом. Он теперь на коне, у него есть деньги – хочешь ананасы в шампанском, без проблем! Все продается, все покупается. Кто угодно продается, только не я.
– А деньги где?
– Да полно! – Медяк хлопнул себя по карману.
– Я о тех деньгах, которыми Кречет крутит!
– Я же сказал, бабки подбить надо. Там же не все так просто, деньги не все сразу отдают, да и у нас еще товар на реализации. Бабки сейчас в обороте крутятся.
– Крутятся? – язвительно спросила я.
– Ну да.
– А может, это ты мне мозги крутишь? Типа я ничего не знаю, и мне можно вправлять, да?.. Денег нет, а сам ты упакован! И Грыжа с Буяном! А остальным что, хрен с маслом?
– Нет, пока без масла. – Медяк хмыкнул. – Но скоро все будет в шоколаде, отвечаю.
– Может, тебе и не нужны пацаны? Грыжа и Буян с тобой, а остальные и на фиг не сдались?
Медяк действительно брал с собой в работу только Буяна и Грыжу, еще и Хомяка, хотя тот и не в счет. Остальные пацаны болтались без дела. А их под рукой у Самоеда немало: Федюк, Лузган, Жульен, тот же Колода с Венчиком, Юрком, Бесом и Фунтом. Если вдруг у Медяка возникнут серьезные проблемы, то он поставит этих пацанов под ружье и поведет за собой на стрелку. Но пока ему удавалось обходиться без них, а Самоеду все по барабану. Вроде и есть у него бригада, а если разобраться, то и нет ничего. Так ведь и самарские могут голову поднять. Пережуют разгром, соберут свои кости в кучу и бросят их на барахолку. Наш бар под себя возьмут.
– Нет, сдались, – как-то не очень уверенно сказал Медяк.
И Самоед ему не нужен. Может, он для того и зашел сегодня в бар, чтобы опустить Лешу, нарвался на грубость и дал ответку? Медяк ведь и со мной мог так поступить, если я ему не дам. Может, он уже не считает меня членом фабричной банды? Вдруг я для него всего лишь телка, которую можно трахнуть, когда пожелаешь?
Если так, то лучше не нарываться на грубость. Да и предъявлять ничего не нужно, просто тихо уйти, пока не поздно. И вообще, почему я должна к кому-то примыкать? Опустился Самоед, ну и черт с ним! Не нравится мне Медяк – путь идет лесом. А я буду сама по себе. Если сегодня останусь собой.
– Что ты там про Гольца говорил?
– Лиза с ним крутила, – сказал Медяк и нахмурился.
Я повернула стрелку на Кречета, и Медяку это не понравилось. Похоже, он уже видел во мне свою собственность. Быстрый парень. Как бы его на повороте не занесло.
– Плевать я хотела на Лизу! Что вы с ним сделали?
– Наехали.
– Вдвоем или всей толпой?
– Нет, Кречет с ним сам поговорил. Мы в стороне стояли.
– На подстраховке?
– Да, типа того.
– А надо было страховать?
– Так в том то и дело, что нет. Гольц реально в штаны навалил.
– Я знаю Гольца, он крутой пацан.
В самарской банде Миша Гольц был вторым человеком после Коли Рогачева.
– Был да сплыл. Сломали мы его. И Рогача тоже. Знаешь, где он сейчас?
– Нет.
– В армию ушел. Сам, по-тихому, без проводов. Это мы крутые, а не самарские. Жестко мы им вломили!.. И на Москве круто стоим! Панфиловских там уважают! – Медяк выкатил грудь колесом.
– Уважают, – эхом в раздумье отозвалась я.
Если там, на Москве, кого-то и уважают, то Кречета, Медяка, Грыжу и Буяна. А остальными в стольном граде даже не пахнет.
– Пусть знают и уважают панфиловских, – заявила я.
Не фабричные мы на Москве, а панфиловские. Что ж, все правильно, не должно быть ни фабричных, ни самарских, ни заречных. Город у нас, мягко говоря, небольшой, и одной бригады на него хватит с избытком.
– И ты меня должен уважать, – сказала я.
– Само собой! – Но глазки у Медяка были очень даже похотливыми.
– Если я сказала «нет», значит, так тому и быть. Сегодня – нет.
Я спокойно вышла в прихожую, влезла в сапоги, надела куртку и открыла дверь. Медяк смотрел на меня большими глазами, но не остановил. Он надеялся, что завтра я скажу «да» и лягу с ним. Смешно это или нет, но в таком вот ключе парень думал на полном серьезе.
На дверях бара красовалась вывеска «переучет», но я прочитала ее как «власть переменилась». Все потому, что Самоеду показали от ворот поворот. На стук в дверь вышел мужик крепкого сложения и сказал, что впускать никого не велено. Плевать на какого-то там Самоеда. Вслух он свой плевок не озвучил, но я и без того все поняла.
– И когда бар откроется? – спросил Самоед.
Голос его звучал зло, но в нем уже не было прежней силы и уверенности.
– Завтра.
Леша повернулся к мужику спиной и направился к остановке. Умылся и пошел обратно – такие вот дела.
– Куда дальше? – возмущенно спросила я.
– Что-нибудь придумаем. – Леша пожал плечами.
Ему некуда было идти. Подвал заперт, бар закрыт, а дома у него больная бабушка. Даже машины нет, чтобы задницу на холоде согреть. Пипец натуральный! И это человек, у которого под рукой самая сильная в городе банда!
Впрочем, удивляться нечего. Сначала менты его придавили, а вчера Медяк дожал. Все, нет больше Леши Самоеда, осталась только тень.
Он ведь даже не спросил, где я вчера была. А вдруг Медяк меня трахнул? Неужели ему все равно? Или Самоед просто не хочет этого знать?
Сломался Леша. Может, и ему пора в армию, как Рогачу?