Мать настоятельница, видя страх юного создания, посоветовала ей надеть власяницу под шелковое платье и не снимать ее, даже выходя на сцену.
Анну-Женевьеву ожидал необыкновенный успех, и она получила от балета такое удовольствие, что не только не стала надевать власяницу на сцену, но избавилась от нее вообще, как только приехала домой. А вместе с власяницей и от намерения когда-нибудь надеть монашеское покрывало.
На слова доктора вместо дочери ответила мать: Клер-Клеманс останется в своих покоях вместе со своими служанками, а все молодые девушки, живущие в особняке, рано утром уедут из Парижа в один из фамильных замков, Мелло или Лианкур, – великолепная усадьба Шантийи еще не была возвращена семье – и там будут ожидать, когда минует опасность.
– А вы сами, мама? – забеспокоилась дочь. – Вы же не собираетесь здесь оставаться?
– Разумеется, собираюсь. Я не могу оставить эту девочку одну в большом доме на попечении слуг. Она моя невестка, и это мой долг. Нет! Не спорьте со мной! Такова моя воля! Идите и собирайте вещи. Боюсь, что это эпидемия. Вы уедете, как только рассветет.
В самом деле, это была эпидемия, по счастью, не слишком опустошительная, но этого пока еще никто не знал. Утро тоже не обошлось без сюрприза. Когда багаж укладывали в одну из дорожных карет, во дворе появился Людовик Энгиенский в сопровождении одного только Франсуа де Бутвиля.
– Вы еще не совсем окрепли, – сердито вскинулся на него Бурдело. – Неужели вам кажется разумным приезжать сюда и дышать миазмами, которые могут оказаться смертельными?
– Поезжайте в ваш новый особняк, дорогой мой сын, – умоляюще обратилась к сыну Шарлотта, выбежав на звук его голоса во дворе.
– Ответьте мне на один вопрос: госпожа герцогиня в новом особняке?
– Конечно, нет. Отправить ее в почти пустое здание было бы безумием.
– Так почему вы хотите, чтобы туда ехал я? А вы, мама, я полагаю, уже приготовились к отъезду?
– Я не могу оставить бедняжку, которую мучает не только болезнь, но и страх, что оспа ее изуродует… А что, если она не выживет? Впрочем, будем надеяться на лучшее…
– Я знаю вашу доброту, но уверяю, что вы можете со спокойной душой отправиться дышать деревенским воздухом. С больной останусь я.
– Вы?! Но…
– Что бы там ни было, она носит мое имя. И до тех пор, пока она будет носить его, она вправе рассчитывать на мою помощь и покровительство. Так что поезжайте спокойно.
Шарлотта де Конде молча смотрела на своего сына. Потом привлекла его к себе и поцеловала.
– Вы всегда будете удивлять меня, Людовик. Я так вами горжусь! Значит, мы остаемся дома вместе!
– Полагаю, спорить с вами бесполезно?
– Совершенно верно.
– В таком случае кого ждет карета?
– Она ждет вашу сестру, двух младших де Бутвилей и Анжелику д’Анжен, младшую дочь госпожи де Рамбуйе. Сама госпожа де Рамбуйе не хочет покидать дома, а Жюли не хочет покидать Париж, поэтов и свою недавно приобретенную славу.
– А сестры дю Вижан?
Голос принцессы зазвучал очень тихо:
– Не знаю, по какой причине, но ваша сестра воспротивилась их присутствию. Она сказала, что у этой семьи немало своих собственных замков, где они могут найти убежище. Впрочем, это чистая правда…
– Которая не показалась вам убедительным объяснением. Мне тоже. Я вижу одно: моя дорогая Марта лишилась ее привязанности, до этих пор весьма горячей, поскольку была ее лучшей подругой. Я это почувствовал вчера вечером, но понятия не имею, что могло произойти на вечере у госпожи де Рамбуйе…
– Мне сейчас не до пустяков! У нас и без того достаточно серьезных забот, чтобы изобретать дополнительные, вникая в капризы мадемуазель де Бурбон-Конде! Идите отдохните немного, мой сын, вам нужен отдых. А потом займемся теми, кто в самом деле нуждается в нашем попечении!
Чем могут заняться четыре остроумные хорошенькие девушки, вынужденные не просто скучать в деревне, а поспешно переезжать с одного места на другое, в надежде спастись от страшной оспы, которая бродила повсюду, обнаруживая себя то там, то сям? Конечно, писать стихи!
И вот, живя какое-то время в Мэру, потом в Версин, потом в Мелло и, наконец, в Лианкуре, эти милые девушки – вовсе не от скуки или тоски, а от обилия досуга – писали в четыре пера поэму (которая своей длиной могла сравниться разве что с творениями аэдов Древней Греции), желая, чтобы в особняках Рамбуйе и Конде все знали, что они думают по поводу своих странствий.
Четыре нимфы-странницы,
Пустившись в долгий путь,
Судьбою злой гонимые,
Мечтают отдохнуть…
Но там, где восхваляли нас
Великие умы,
Где оды посвящали нам,
И им внимали мы,
Бежим от страшной оспы мы,
Чтоб красоту сберечь.
Иначе, потеряв ее,
Кого б смогли привлечь?!
И мы, кого влюбленные
Звездами нарекли,
Блуждаем незаметные,
Во мраке не видны.
Эпидемия наконец отступила. «Нимфы-странницы» возвратились и были неприятно удивлены и даже немного обижены, обнаружив, что занимали куда меньше места в заботах и мыслях своих поклонников, чем они себе воображали.
Возобновилась нескончаемая война с Испанией, долгая и тяжкая болезнь кардинала питала столь же нескончаемые слухи, в воздухе веяло заговорами. На самом деле заговор был один, и пока еще сохранявшийся в тайне: во главе его стоял главный конюший Франции, которого так и называли «господин Главный», – молодой красавец Сен-Мар. Людовик XIII, сам уже тяжелобольной, весьма благоволил к нему, обращаясь с ним, как с любимым сыном, но Сен-Мар, увы, злоупотреблял его привязанностью. Ходили слухи, что участие в заговоре принимает даже брат короля и что сама королева не чужда интриги.
Клер-Клеманс благополучно выздоровела, и герцог Энгиенский, полный радужных надежд, вернулся к холостяцкой жизни, поздравляя себя с тем, что так ловко справился с щекотливым положением, веря, что сам Господь помогает ему в стремлении оставить девственницей свою жену. Он был крайне удивлен неожиданным приездом отца, а еще больше – речами, которые услышал.
– Женатые люди должны жить вместе, и недалек тот час, когда вы прекратите избегать свою жену. Вы выполнили свой долг по отношению к ней во время ее болезни, что весьма похвально, но теперь вы оба должны жить в вашем собственном доме. Я имею в виду красивый новый особняк, где вы до сих пор так ни разу и не появились. Или вы предпочитаете сделать своим домом Бастилию?
– Бастилию?
– Именно. Потому что вы ведете себя как бунтовщик и мятежник. Впрочем, волноваться не стоит, с принцами крови там обращаются вполне сносно.
Обещание сносного обращения не соблазнило герцога, он предпочел ему совместную жизнь с женой, зная, что переселится ненадолго, так как вскоре отправится воевать. Таким образом, в один прекрасный вечер герцогиня вновь увидела своего супруга, которого продолжала обожать, и они вместе переступили порог особняка де Ла Рош-Гийон. В просторном вестибюле герцог попрощался со своей женой и отправился на вечер в салон госпожи де Рамбуйе, собираясь провести его в обществе Марты дю Вижан. Он и в самом деле провел в ее обществе чудесный вечер и, разнеженный надеждами, благоразумно вернулся в свой особняк. Однако не на половину Клер-Клеманс, которая напрасно ждала его и, не дождавшись, проплакала всю ночь.