Изабель была совершенно права. Морис де Колиньи с трудом поднялся с постели, заболев воспалением легких. Нет сомнения, что Энгиен знал о его болезни, но враждебность двух противостоящих партий была такова, что просьба об отсрочке была бы истолкована в самую дурную сторону. Впрочем, точно так же, как и то, что последовало…
Шпаги скрестились. Было видно, что рука рыцаря Анны-Женевьевы нетверда, а ноги словно налиты свинцом, его шаг назад был медлительным и неуверенным. Его противник издевательски расхохотался.
– Боишься?! И прав! Я тебя щадить не собираюсь!
– Пошел… к черту!
Колиньи упал. Гиз все с тем же издевательским хохотом поставил ногу на шпагу Колиньи, которую юноша все-таки из рук не выпустил.
– Успокойся! Я не собираюсь тебя убивать, но обойдусь с тобой, как ты этого заслуживаешь, посмев поднять руку на меня, высокородного принца крови!
И, держа шпагу плашмя, де Гиз дважды ударил ею юношу.
– Ничтожество! – взвился Гаспар и рванулся вперед, готовый кинуться на оскорбителя, но Энгиен, Турвиль и Франсуа удержали юношу, повиснув на нем. Драма, однако, продолжалась…
В гневе и ярости от полученного оскорбления, Морис подобрал свою шпагу и попытался подняться на ноги, намереваясь броситься на де Гиза. Однако тот пронзил шпагой руку Колиньи, не дав ему встать, как раз в тот самый миг, когда д’Эстрад и де Бридье, серьезно раненные, тоже оказались поверженными на землю.
На ногах теперь стоял только герцог де Гиз. Он хладнокровно вытер лезвие своей шпаги и спрятал ее в ножны, в то время как с поля боя уносили его секунданта. Потом пожал плечами и пошел к своей карете.
Гаспара, наконец, освободили, взяв с него слово, что он оставит в покое принца Лотарингского. Он бросился к брату, лежавшему без сознания, и понес его к карете, которая подъехала, чтобы забрать раненых. В домах Королевской площади – красивых, розовых с белым – захлопнулись окна. Принцесса Шарлотта встала.
– Итак, все закончилось. Поедемте.
– Куда господин герцог повезет несчастного молодого человека? – спросила Изабель. – К себе в дом?
– В дом, где живет госпожа герцогиня? Вы смеетесь! К нам, я думаю.
– Да, скорее всего.
Принцесса выглядела такой озабоченной, что Изабель не сразу решилась задать вопрос, который напрашивался сам собой, но все же решилась.
– Мы не поедем сейчас в Пале-Рояль?
– Возможно, поедем позже. Я хочу сначала поговорить со своим сыном. Нельзя сказать, что эта дуэль принесла нам большую славу, но вина за нее лежит на нас.
Именно такие упреки и бросил в лицо принцессе ее супруг, когда, вернувшись домой, они вошли в гостиную с нимфами и увидели, как он в ярости меряет ее шагами, изрыгая устрашающие проклятия, разобрать которые было трудно. Обычно шумный особняк погрузился в мертвую тишину, все молча ходили на цыпочках в ожидании, когда минует буря.
– Вот и вы наконец! – встретил он жену, устремив взгляд на ее подбородок, потому что был ниже ее ростом. – Не сомневаюсь, что вы приехали оттуда и налюбовались вдосталь великолепным рыцарем, который защищал честь вашей дочери! Надеюсь, вы удовлетворены? Смеяться над нами будет весь Париж! Но скажите сначала, где ваша дочь?
– Наша дочь, я полагаю, у себя дома, – сообщила принцесса, отворачивая с легкой гримасой лицо, чтобы избежать зловонного дыхания мужа.
– Принимает, я думаю, поздравления от своего супруга!
– От своего супруга? Он по-прежнему при исполнении своего воинского долга. А вот его жену надумали вывалять в грязи. И оскорбление исходило от его любовницы!
– Вы хотите сказать, что он сам себя должен был вызвать на дуэль? Нелегкая задача! – злобно засмеялся Конде. – Имейте в виду, что на его месте я вел бы себя точно так же! Скрещивать шпаги благородным дворянам из-за историй между бабенками – глупость из глупостей! Но непростительная глупость для обиженной – выбирать защитником того, кто не умеет держать шпагу в руках и вдобавок позволяет себя бить! Умереть можно со смеху! Герцогиня де Лонгвиль выставила себя в лучшем виде. Презренный трус…
Изабель не могла больше держаться в стороне.
– Бедный молодой человек! – воскликнула она. – Как можно так жестоко судить его! Нужно быть слепым, чтобы не увидеть, что на поединок он приехал совершенно больной. Он едва держался на ногах и все-таки скрестил шпагу с этим…
– Этим? Девчонка позволяет себе так именовать герцога де Гиза, одного из…
– Этим убийцей! Видя болезненное состояние противника, благородный дворянин должен был бы отказаться от дуэли и отложить ее! Вместо этого он подло оскорбляет своего противника, ударив его шпагой плашмя. Мало этого, не дает ему подняться, чтобы продолжить бой, и ранит его в руку! А в эту минуту было бы достойнее озаботиться его здоровьем, а не наносить нового оскорбления. Лично я считаю, что герцог вел себя как последняя свинья, каким бы там Лотарингским принцем он ни был!
– Браво, Изабель! Вот это, я понимаю, отвага – броситься с голыми руками в бой против моего отца и господина!
В гостиную вошел Энгиен в сопровождении Гаспара де Колиньи. Гаспар подошел с приветствием к отцу и матери герцога, а Людовик сделал шаг к Изабель, взял ее за плечи и расцеловал в обе щеки.
– Ваш отец гордился бы вами! Гаспар, ты, верно, знаком с моей кузиной де Монморанси де Бутвиль?
Молодой человек уже отдал положенные поклоны герцогской чете и подошел к Изабель и Людовику. Лицо у него было взволнованное и растроганное.
– Мы встречались однажды, но очень коротко. Мадемуазель, считайте отныне меня своим преданным слугой. Защищая моего брата, вы получили право располагать мной, моя жизнь принадлежит вам. Распоряжайтесь ею по вашей воле!
Поклон, которым Гаспар ее приветствовал, был достоин королевы. Изабель покраснела и не нашлась, что ответить. О боже! До чего же был красив этот молодой человек с синими глазами и низким теплым голосом! Она протянула ему руку, и он склонился к ней с благоговением. Изабель негромко проговорила:
– Я только следовала велению своего сердца. Мой отец погиб от руки палача за то, что всегда удачно дрался на дуэлях, хотя и не без ран. В моей семье умеют ценить мужество.
– Все это прекрасно, – пророкотал хозяин дома, – но я думаю, что вы явились к нам вдвоем не для того, чтобы обмениваться поклонами. Где ваш брат, маркиз [21] ?
– Он потерял немало крови, монсеньор, и при его состоянии здоровья я не уверен, что ему удастся справиться… Он крайне слаб…
– Я спрашиваю, куда вы его дели? – повторил свой вопрос принц Конде, обращаясь к сыну. – Надеюсь, он не у себя?
– Нет, не у себя. И не у меня тоже. Если говорить прямо, то он у вас, отец.