– Что-то случилось в мое отсутствие. Я в этом уверен.
– Несколько раз за вечер я заметил на вашем лице грустное выражение, несмотря на то что сегодня такой счастливый день. Это говорит о том, что случилось что-то плохое. Дорогая миссис Челфонт, не хотите ли вы рассказать, что же все-таки произошло?
И тут самообладание покинуло меня. Я закрыла лицо руками и горько зарыдала.
– Что случилось? – встревожился он.
– Я не хотела об этом говорить, чтобы не испортить сегодняшний вечер.
– Но ведь мы же с вами друзья, не так ли? – сказал он. – А друзья должны делить между собой не только радости, но и беды.
Мистер Корнхилл умер, – быстро сказала я, понимая, что все равно должна буду рассказать об этом. – Он был во Франции, в Марселе, и заразился там холерой.
– Какой ужас! – воскликнул Уильям, а потом воцарилась тишина. Когда же он справился со своим волнением, то спросил: – Он был один?
– Он помогал женщине, которая попала в лапы к Осборну. Мистер Осборн, однако, снова исчез. Жив он или мертв, мы не знаем, да и нам совершенно не обязательно знать об этом. Все это так противно. Я думаю, что нам больше не стоит ворошить прошлое.
Однако сделать это было не так просто. После ухода мистера Эллина я прошла к себе в комнату. Сегодня столько пришлось пережить за день, что я надеялась на то, что быстро усну. Но я, как обычно, лежала, не сомкнув глаз, и меня преследовали призраки прошлого.
– Финч! – воскликнула я. Горькие слезы полились из моих глаз – я плакала каждый день после того, как получила роковое известие. Тогда, в саду, когда миссис Фарингтон впервые рассказала мне об этом, я просто не поверила ей. Но она все повторяла и повторяла свои слова, пока я наконец не поняла, что это правда. Мой возлюбленный умер в одиночестве в чужой стране. Никогда больше я не увижу его прекрасное лицо, никогда больше не смогу покрыть его поцелуями, и никогда больше я уже не буду счастливой. Да, сегодня случилось радостное событие в моей жизни. Эмма вернулась в мой дом живой и невредимой. Однако это неслыханная дерзость. Как же можно потерю одного любимого человека компенсировать
за счет другого? Я хотела заключить нечто вроде перемирия с самой собой. Но я прекрасно знала, что могла бы быть спокойной только тогда, когда мой любимый был бы рядом со мной и я могла бы прикоснуться к нему. Моя душа разрывалась от горя. «Если бы ты его любила, то смогла бы спасти его», – корила я себя. Однако я чуть не отвергла его, отказавшись принять таким, какой он есть. Что же эта мятежная душа нашла во мне? Я всегда была заурядной личностью.
Думаю, ему просто не хватало тепла и уюта. Да, я должна была согреть его и не сделала этого.
Я проснулась с первыми лучами солнца и чувствовала себя ужасно, однако мне было уже не так одиноко. В моем доме спала девочка, с которой я связывала все свои надежды на будущее.
Я пошла в комнату Эммы, чтобы полюбоваться на нее, пока она спит. Но девочка уже проснулась. Она сидела на кровати и что-то рассматривала. Это был маленький портрет, который Финч прислал мне из Марселя.
– Что это? – поинтересовалась она. – Кто эта дама, которая здесь изображена?
– Разве ты не знаешь? – мягко спросила я.
– Мне кажется, что я ее не знаю. Однако когда я смотрю на этот портрет, меня почему-то охватывает грусть.
– Что же мне делать? Мне не стоит бередить ее память. Это может плохо кончиться. У меня уже имелся на этот счет печальный опыт. Однако наше прошлое – это часть нас самих. Жить без прошлого – это все равно что смотреться в зеркало и видеть там вместо своего отражения всего лишь туманное пятно.
– Посмотри на нее еще раз. Обрати внимание на ее глаза.
– Неужели ты не узнаешь их?
Она снова посмотрела на портрет. И я почувствовала, что она задрожала. Вдруг она издала испуганный крик:
– О, это моя бедная мама!
И вот постепенно, с болью и страданиями, стала восстанавливаться полная картина. Я не хотела торопить этот процесс. Нам нужно было еще кое-что сделать. И нужно было время, чтобы мы научились доверять друг другу. Мы, как летописцы, принялись восстанавливать все, что произошло с нами с тех пор, как мы расстались. Эмма рассказала мне о том, как она жила все это время в Лондоне, и о своей маленькой подружке по имени Дженни Дру. Я рассказала ей о том, как проводила время в Фашиа Лодж, и о мужчине, которого полюбила еще в юности. Мы с ней очень быстро подружились. Прошла всего неделя после ее возвращения, а мне уже казалось, что она моя родная дочь и мы с ней всю жизнь живем вместе. Однако она не моя дочь, и мне еще раз напомнили об этом в одно прелестное утро, когда мы с ней развешивали мокрое белье.
– Я помню свою мать, – сказала она. – Но почему я не могу вспомнить своего отца?
– Ты была еще очень маленькой, когда он ушел из твоей жизни, – объяснила ей я.
– Да, мне было тогда пять лет, – удивленно сказала она. – Нет! Это был не мой настоящий отец… – сказала она и нахмурилась. – Тот мужчина, который умер, – я не любила его. Я любила только маму. Все остальные были настроены против нее. Я очень испугалась и думала, что и мама тоже боится. Однако она все время говорила мне, что у нее есть хороший друг, который ей поможет. А потом они запретили мне видеться с ней.
– Пойдем в дом, Эмма, – сказала я. Белье, которое мы не успели развесить, осталось в корзине. С него через прутья корзины стекала вода. Я повела Эмму на кухню.
Она покорно позволила увести себя в дом. Эмма села, но продолжала напряженно молчать. Ее глаза потемнели и расширились, как будто бы ей снова было пять лет и ее вдруг лишили матери.
– Я постоянно спрашивала, куда ушла мама. И никто не мог мне ответить. А потом я услышала разговор слуг. Они говорили, что моя мама убийца и ее должны повесить. Я знала, что это неправда. Я должна была пойти туда, где держали мою маму, и объяснить, что она хорошая, но они запретили мне входить в здание суда. Я упросила свою няню, которая отвела меня туда, а потом прождала там целый день на лестнице у входа. Я нашла только одного джентльмена, который выслушал меня. Я пыталась рассказать ему, какой моя мама хороший человек. В конце концов они, наверное, поняли, что ошиблись, потому что отпустили ее. Я подумала, что теперь все будет хорошо и мы вернемся домой. Но мама сказала, что наш дом уже не принадлежит нам, – положив голову на стол, Эмма заплакала.
– Помнишь ли ты, куда вы поехали после этого?
Когда она подняла голову и вытерла слезы, лицо ее было таким серьезным, что я подумала, что, возможно, это были ее последние детские слезы.
– Да. Мы долгое время жили в одном доме у женщины, которую мы называли тетя Метти, хотя она не была нашей родственницей. Там родилась моя младшая сестра.
Она вдруг замолчала и удивленно посмотрела на меня:
– У меня есть сестра! Миссис Челфонт, у меня есть сестра!