Боги и на этот раз оказались милостивы к нему — ему повезло с первой женой, и этого везения хватило на груду добрых, прославленных по всем землям дел. Господь наш, Вседержитель Бел-Мардук понял и простил его, заслушавшегося историей о мудром пророке Заратуштре, первым разъяснившим людям, что есть добро и что зло.
В ту ночь, в брачном шатре, Амтиду поведала мужу о далекой родине стране ариев, откуда ее мать и она сама была родом. Оттуда же когда-то нагрянули в приграничные к реке Тигру горы мидяне и фарсы.
Саму же Ариану и всю гроздь земель к востоку от Вавилонии — может, и само Двуречье — а также широкие степи, окружившие необъятное озеро с соленой водой, [50] густые леса, по полгода засыпаемые снегом, небо и воду, семя и разум — одним словом, все, что мы видим и слышим, создал всемогущий Ахура-Мазда, отец Истины, прародитель Святого духа. Он извечно пребывал наверху, а повелитель тьмы и творец злого духа, медлительный в постижении, объятый страстью к разрушению Ахриман копошился глубоко внизу, во мраке. Все знал Ахура-Мазда, обо всем ведал — и о том, что придет час и содрогнется Ахриман, нападет он на царство света и смешается с ним. Вот и создал Господь творение…
Амтиду повела рукой, пытаясь подобрать слово на арамейском, какое именно творение породил премудрый бог, и тут же застонала от боли. Кудурру осторожно принял ее руку и положил на подушку, потом потребовал.
— Продолжай!..
Навуходоносор, оглядывая собравшуюся толпу придворных, изредка кивая тем, кого следовало удостоить вниманием, припомнил, как долго Амтиду ворочалась на ложе, пытаясь устроиться так, чтобы не ныли ушибленные места. Он подкладывал ей подушки, пока она не остановила его жестом — коснулась свежей, прохладной, вкусно пахнущей сеном ладошкой его волосатой, загорелой за время походов руки. Погладила… Он чуть сжал ее пальцы, она осторожно высвободила их, подняла руки и тоненьким дрожащим голоском попросила о благословении.
— Мазда, мудрый Властелин, дай мне оба мира в дар — мир вещей и мир души. Пусть напрягший слух услышит…
Она примолкла, дождалась, пока у входа в палатку не заскулил верный Зак, затем спокойно и обстоятельно, без всякой исступленности, чего больше всего опасался Кудурру, продолжила.
— Создал Премудрый бог творение… Три тысячи лет пребывало оно в неземном, чудесном состоянии, занимая собой пустоту, которая отделяла свет от тьмы. Ахриман в своей преисподней не знал и знать не мог о существовании небесного предела. Когда же свет дошел до него, то дух бездны вскрикнул от ужаса и злобы. Пошел он войной на непостижимый свет, и чем ближе приближался, тем сильнее его охватывал страх. Не выдержал повелитель тьмы тяжести истины и скрылся во мраке. Жаждущий добра Ахура-Мазда предложил мир духу разрушения, однако тот бесстыдно отверг добрую волю создателя. Тогда творец добра придумал уловку, чтобы избежать тягостной, не имеющей конца войне с тем, кого теперь называют Лжец или Даруж. Он сказал: «Пусть будет между нами девять тысяч лет и пусть будет между нами творение». Премудрый бог знал, что три тысячи лет пройдут по его воле, три тысячи лет в смешении, когда воля Ахуро-Мазды и воля Ахримана сойдутся в пределах творения, три тысячи лет воля Ахримана будет побеждать, но наступит час последней битвы, когда властитель бездны будет лишен силы. Ахриман по своему неведению принял предложение. С тех пор видимое всего лишь поле, где сошлись в борьбе следующие истине и покорившиеся злой воле.
Навуходоносор усмехнулся, припомнив, как жутко ему стало в палатке. В сгустившейся, перемежаемой странными звуками тьме, и думать было нечего о победе света. На какое-то мгновение он почувствовал неприязнь к женщине, которая угощает его страшными сказками в тот самый миг, когда им следовало бы зачать будущего повелителя Вавилона и прилегающего к нему мира. Однако он не решился нарушить молчание. Не сробел — нет… Просто завороженный увидел скудный проблеск в ночи — должно быть, менялся караул в лагере, и кто-то неподалеку от шатра вновь зажег погасший было факел. Палатку неожиданно протянуло свежим предутренним ветерком, зашуршали стянутые льняной тесьмой входные полотнища. Громко, со сладким подвыванием зевнул Зак, которому Амтиду приказала сторожить вход в шатер. Кто-то тайный, дружественный, поселившийся в самой печени царевича уверил его, что зачатие наследника может подождать, куда интереснее проникнуть в тайну добра и зла.
— …Шестым Ахуро-Мазда изготовил сверкающего, как солнце, первочеловека. Звали его Гайамарт, от него и идет родословная наших народов. Трудная ему выпала доля, наслал на него повелитель тьмы блудницу Джех, и вслед за тем, как прекрасное исчадие тьмы совратило первочеловека, сразил его Ахриман, но перед смертью Гайамарт выронил семя, и поглотила его земля. Когда минуло сорок лет, появился чудесный росток ревеня, затем второй. Пошли ревени в рост и породили Мартйю и Мартйанга. После того, как приняли они очертания людей, Ахуро-Мазда просветил их: «Вы суть человеческие существа, отец и мать мира. Совершайте свои поступки в согласии с праведным законом и совершенным разумом. Думайте, говорите и делайте то, что хорошо. Не поклоняйтесь дэвам».
Не исполнили праотец и праматерь заветов Благого Духа, за что были жестоко наказаны — пятьдесят лет у них не было потомства. Наконец опомнились прародители и наградил их Ахуро-Мазда детьми.
Шло время, наступил срок править в Ариане мудрому царю Кавате. Тогда на земле каждому хватало удачи и счастья, благодатной земли и чистой воды, но радость от обладания обильным на урожай полем, свежим ветром, благодетельным огнем не бывает долгой. Наслал Ахриман на благодатную Ариану жестокого Афросиаба. Сгубил он Кавату, но и сам погиб от руки мстителя, царя Хосрова. Случилось это на берегу глубокого озера с солеными водами.
С той поры в мире нескончаемо длится война праведных, поклоняющихся священному огню, с неправедными — дэвами или, по-вашему, демонами… Горе в том, что многие смертные просто не знают, в какой стороне искать истину, что есть добро и чистота. Так сказал Заратуштра, когда после долгого отсутствия вернулся на родину и на озеро своей родины. Он унес на чужбину свой прах, а явился с огнем…
Последние слова Амтиду произнесла совсем тихо, чуть шевельнув губами. В шатре наступила тягучая, примолкшая в ожидании рассвета тишина.
— Я понял так, — Кудурру первым подал голос, — что самый гнусный грех, который способен совершить человек — это грех осквернения?
— Да… — вновь шепотом откликнулась мидянка. — Нет ничего страшнее, чем опоганить огонь, почву или воду нечистым.
— А вместилище Эллиля — небо и ветер, каким дышим, — ложью? Разве не так?
— Да…
В тусклых сумерках отчетливо проступило ее испуганное лицо, кровоподтек на плече. Она едва дышала, глаза были широко открыты.
— Что же мы ответим завтра на поздравления с будущим наследником?
Амтиду неожиданно громко, прерывисто вздохнула.
— Если будет мне позволено, супруг и повелитель, называть вас Кудурру — как обычно называют вас друзья, я бы хотела высказать желание…