На этом пункте и свихнулся учитель.
Он утверждал — нет и быть не могло у Мардука помощников! Правы дерзкие иудеи, нашедшие эту истину во дворце безумного Аменхотепа, который, насколько было известно Бел-Ибни, первым увидел свет невечерний. Нет множества богов, есть только силы, двигающие тучи, проливающие дождь, передвигающие по небосводу светила, заставляющие полыхать Шамаша-солнца и бледно посвечивать Сина-луну. Только силы!.. И все эти силы сливаются в одно животворящее, созидающее величие, которое мы называем Господином. Или Мардуком. Бог — един, и все вокруг его творенье. А мы до сих пор кланяемся изображениям этой силы, вырезанным в дереве, отлитым в бронзе, начертанным на пергаменте, выбитым на скалах. Все это блажь, выдумки! Есть только он Господин, Предвечный, Всемогущий…
Старик заявлял, что также рассуждал и победоносный Ашшурбанапал.
От этих вопросов до нынешних дорога длиною в жизнь. Куда ведет этот путь, в какие дали? В райские сады Ахуро-Мазды и Яхве или в подземные темницы Эрешкигаль?
Как, согласно объяснений Бел-Ибни, устроен человечий мир? В центре округлая и выпуклая земля черноголовых. Выпуклая до того, что ее можно считать половинкой шара — так, по крайней мере, вытекало из наблюдений за ночным небом. Сверху землю накрывали хрустальные купола числом восемь. Ближайшая к земле сфера являлась обиталищем луны-Сина, далее располагалось солнце-Шамаш, еще выше пять планет-обиталищ великих богов. Последний купол предназначался для неподвижных звезд. Самой главной считалась лунная сфера, так как она определяла область, где нарождалось и умирало все живое. Только в пределах округлой, окруженной океаном, населенной суши что-то менялось возникали и рушились царства, народы ходили друг на друга, подступал потоп, тряслась почва. Выше и ниже, в небесных сферах и в подземных мирах, где правила ужасная Эрешкигаль и муж ее Нергал (или в другой своей ипостаси бог чумы Эрра), все свершалось раз и навсегда заведенным порядком. Также и за пределами яйца-вселенной, плавающего в первозданных водах, все пребывало в безмятежном и навечно определенном круговороте. Так полагал Син-лике-уннинни.
По словам же уману, оказывается, планеты — это только планеты, не более того; и над всеми бескрайними, первозданными, темными водами, над песчинкой-вселенной, колыхаемой божьим дыханием распростер свои исполинские крыла Создатель Мардук, и все окружающее лишь его детище или воплощение. Идеальным и вечным государством, утверждал Бел-Ибни, может стать только такое царство, в котором исполняется воля Мардука, в котором каждый может сказать, в чем она олицетворяется, в чем заключена. А заключена она в законе, вечном, обязательном и справедливом. В завете, данном иудеям, которому они посмели изменить.
Навуходоносор полной грудью вдохнул блаженный аромат, распространяемый висячим садом, задохнулся, закашлял, попросил Рибата постучать по спине.
Тот оторопел. Царь показал ему кулак, и страж тотчас очнулся, постучал пониже шеи. Навуходоносор вытер слезы, спросил.
— Когда отец встанет на пост?
— В начале сумеречной стражи, повелитель.
— Хорошо. Давай спускаться.
Рахим-Подставь спину оставался последним человеком, кто с малолетства являлся свидетелем его жизни, прошел с ним рядом по всем дорогам. Хотя нет, был ему срок, когда и он был удален от царя. Все обломилось в лагере возле стен Урсалимму. Удивительное дело, Бел-Ибни оказался во всем прав, однако слово его, не вовремя вылетевшее из уст, обернулось кровью. Причудлив твой замысел, славный Господин, не в разуме человека объять его.
* * *
Судьба столицы Иудеи решалась в тот субботний день, который царь Иоаким испросил для отдыха и лени. Безделья, как утверждали священнослужители Яхве, требовал завет, данный Богом племени своему.
Навуходоносор не стал спорить. Он не сомневался, что Иоаким не посмеет оказать сопротивление. Царь Иудеи был душевно подавлен и без помощи правителя с Великой реки никогда не осмелится оказать сопротивление. Но помощи не будет — об этом Навуходоносора известили соглядатаи. Другая забота тяготила его в тот момент — стоит ли сразу из-под Урсалимму повернуть армию на Газу и двинуться в пределы Египта или следует более основательно подготовиться к походу?
Старик Нинурта-ах-иддин, начальник боевых колесниц, Нериглиссар, Набузардан, прочие военачальники в один голос заявили, что в этом году кампанию надо завершить окончательным покорением Заречья и взятием Газы, зимой сколотить союзное войско и не позже мая следующего года совершить марш в Египет. Так смело они говорили потому, что знали — царь сам склоняется в пользу подобного плана. Иного было не дано, в этом году вавилонянам явно не хватало сил, чтобы пройти по берегам Великой реки и смести птицеголовых. Единственный довод в пользу немедленного выступления на Мемфис основывался на противоречивых сообщениях от соглядатаев в Египте, которые утверждали, что Нехао крепко ведет дело, вербует наемников, создал несколько новых корпусов взамен утраченных под Каркемишем, и если пока его войско не может противостоять халдейской армии, то завтра Нехао вполне способен накопить необходимую силу.
Откровенно говоря, Навуходоносор и его приближенные скептически отнеслись к этим сообщениям. На египтян они теперь посматривали свысока, в боевом отношении те явно уступали набравшимся опыта, осененным славой побед вавилонянам, однако здравомыслие подсказывало, что если Нехао держит в руках все рычаги управления страной, если не сидит без дело, то годом позже, годом раньше Египет вновь будет представлять опасность. Чего-чего, а сокровищ фараонам не занимать, друзья тоже найдутся. Так что, может, стоит ударить сейчас?
Когда царь поделился своими сомнениями, Нериглиссар ответил.
— Господин, это все имело бы смысл, если бы мы сами разошлись по домам и занялись забавами. Но мы же не будем сидеть сложа руки! Если мы укрупним армию, если используем союзников, Нехао не сможет выстоять. Его ресурсы ограничены, воины не имеют опыта. Нам спешить некуда. Мы должны одним ударом сокрушить Мусри, а для этого следует накопить запасы, дать союзникам время набрать войска.
В этот момент, предварительно грохнув копьем по щиту, в палатку вошел страж и доложил.
— Друг царя, почтенный Бел-Ибни просит разрешения увидеть господина. Говорит, что дело срочное…
— Зови, — кивнул Навуходоносор.
Нериглиссар хмыкнул.
— Опять узрел в небесах что-то невиданное.
Набузардан громко расхохотался и добавил..
— Ага, со звездами пошептался…
— Прекратите, жеребцы! — прикрикнул на них Навуходоносор, сам тоже не смог справиться с улыбкой.
Бел-Ибни торопливо вошел в шатер, поклонился.
— В чем дело, уману? Что-нибудь стряслось в Рибле или в Вавилоне?
— Нет, повелитель, беда ждет тебя здесь, под стенами Урсалимму. Иоаким не порывает связей с нашим врагом в Египте, но не в этом дело. Мне было видение. Ночью, когда я следил за звездами… — он сделал паузу, потом стараясь говорить веско, внушительно, тонким голоском добавил. — Урсалимму должен быть разрушен! Это повеление Мардука!..