Цитадель | Страница: 75

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Послушай меня, Мерлью. Ты сама просила не лапать твою душу. И я уже давно не заглядываю в твои мысли. Так какого гнуса ты лезешь в мои?

— Я просто хотела выразить свое сочувствие. Ведь горе какое: нашел беззубую морячку с выбитой грудью, не смог расстаться, потащил с собой, а она в капкан попалась. Разве ж можно пережить потерю?

— Что такое? — не поверил ушам Найл.

— Тоже мне, нашел любовь до гроба! Специально, что ли, урода искал? Так у нас в квартале рабов таких сотни. Хочешь, завтра десять приведу? И без грудей, и без зубов. Может, легче будет? Утешишься. А то ведь места не нахо…

— Вон!!!

Но Найл не хотел ее прогонять, он хотел ее убить. Сам собою блеснул в руке меч. Правитель рванулся вперед, попытавшись взмахом клинка отбросить с дороги кресло, но спинка, на которую пришелся удар, просто слетела в сторону, оставив сиденье с одним подлокотником. Найл споткнулся, а Мерлью в мгновение ока удрала за дверь. В бессильной злобе правитель рубанул злосчастное сиденье раз, другой, третий. То в ответ жалобно похрустывало и разлеталось крупной щепой. Когда кромсать стало нечего, Найл вложил меч в ножны и напоследок поддал ногой груду получившегося мусора.

Громко хлопнула дверь, примчалась Нефтис в окружении десятка стражниц.

— Что случилось, мой господин?

— Кресло у меня сломалось, Нефтис. Попроси его заменить.

Злобная и непонятная выходка принцессы все же сломала правителя: он взял две бутылки вина, ушел в комнату для размышлений, забился в угол и быстро осушил их из горлышка. Увы, пьянящий напиток ни капли не подействовал. Горечь безвозвратной потери и неумолимая совесть продолжали грызть его душу.

Зачем он отпустил ее на проклятый палец? Почему сообразил так поздно? Неужели не мог крикнуть еще раз, громче, предупредить, остановить…

Приоткрылась дверь, просунулась золотоволосая голова Мерлью:

— Найл, ты здесь?

Правитель вздрогнул, не веря глазам. Это ж какую наглость нужно иметь, чтобы после откровенного издевательства над чужим горем вот так, запросто, явиться снова?!

— Уйди отсюда.

Принцесса вошла, опустилась перед ним на колени:

— Прости меня, пожалуйста, Найл. Я не хотела причинить тебе боль.

Она уже успела переодеться в черное длинное платье, заколоть волосы черным гребнем.

— Отстань. Я ведь убить тебя могу.

Принцесса склонила голову, некоторое время сидела молча, потом вздохнула:

— Нет, я солгала. Я действительно хотела причинить тебе боль. Ты не поверишь, но я тебя приревновала. Увидела, как ты переживаешь… А когда узнала, из-за кого… Ну, чем я хуже? Случись что со мной, никто ведь и не заметит. И ты не заметишь. Вот и не выдержала. Прости меня, Найл. Я настоящая дура. Ну, что ты молчишь, Найл? Ты больше не сердишься?

А Найл вдруг с полной ясностью понял, что принцесса Мерлью для него единственный друг, оставшийся в городе. Доггинз и его земляки, добившись цели, отгородились в своем квартале и появляются только для того, чтобы продать очередную безделушку. Симеон, кроме медицины, ничего и знать не хочет. А для остальных он — Посланник Богини, правитель, полубожественное существо. Человеком он оставался только для Мерлью. Да и та в своем стремлении сблизиться перегибала палку.

— Ты зря надела траур, — сказал Найл. — Это уже лишнее.

— А я не для тебя надела, — обиделась принцесса, — а для себя. Ты забыл, что в Дире почти все мои родственники, друзья, просто знакомые погибли?

Она пересела к стене, прижалась к плечу Найла.

— Ты помнишь Фаюк? Ту девушку, с которой целовался во время игры в свирель? Ты еще поцелуй затянул подольше?

— Нет, это она… — вспомнив, попытался оправдаться Найл.

— На нее паучья воля не подействовала вообще. Мы все лежали, а она ходила по комнатам и уговаривала встать… Вот. Потом она очень, очень громко закричала и побежала по коридору. Ее догнал смертоносец и оторвал голову. Они сразу убивали всех, кто мог хоть пошевелиться. А мы просто лежали и смотрели. Руки, ноги, голова вдруг стали как каменные. Потом нас вывели на поверхность. Знаешь, паук встает рядом, и твои ноги будто за веревочки начинают дергать. Я упала два раза, потом говорю: «Я сама пойду». Меня отпустили и дали самой выбраться наверх. Там построили всех в ряд… Детей убили сразу. Их заплели в коконы и впрыснули пищеварительный сок… Ты знаешь, как питаются пауки? Вот так детей и высосали.

Потом смертоносцы стали ходить вдоль ряда и осматривать людей. Подойдут, посмотрят так… внимательно. Дальше пойдут. Потом кто-то из них говорит… Громко говорит, для всех, чтобы люди слышали: «Этот слабый, не дойдет». Они тут же хватают, разрывают на куски, съедают. Опять ходят. Вдруг: «Этот плохо о нас думает!» И тоже — в клочья. Может, они и вправду голодные были… Их было очень много. Ходили, выбирали. Ты даже представить себе не можешь, каково это так… Стоять и ждать. А тебя рассматривают, оценивают. И каждый раз думаешь — сейчас разорвут. А жрут того, кто рядом. А ты стоишь и ждешь. А тебя опять оценивают. И опять оставляют на потом.

Наверное, мне нужно гордиться: у меня не нашли недостатков. Не было плохих мыслей, не выглядела слабой, не казалась толстой, имела хорошо развитую, но не висячую грудь… Видел, какие все тетки здесь? На подбор. Наверное, так и выводилась порода слуг.

Для кого ни один смертоносец не нашел повода, чтобы сожрать, те и выжили. Со всего нашего города выбрали несколько мужчин и два десятка женщин. Потом повели к морю. Дошли только те, кто ни разу не споткнулся. Раз спотыкаешься — значит, слаб. Твоей семье повезло, ты понравился Смертоносцу-Повелителю. Еще до того, как вас поймали. Отец сказал… Нет, сперва его отвели к Смертоносцу-Повелителю и спросили: если он управлял городом в пустыне, то сможет ли управлять людьми здесь?.. Он сразу согласился. И почти всех, кто жив остался, собрал. Я знаю, ты думаешь, он предал людей. А он просто делал все, что мог.

Потом пауки приказали тебя приручить. Не знаю, почему ты им так… И отец сказал, что я должна выйти за тебя замуж… То есть соблазнить тебя, сделать своим мужем. Я получила бы звание принцессы, а ты — правителя. Не знаю, что они готовили для отца. Наверное, ты стал бы правителем, а его бы съели. Теперь дело прошлое… Если отец приказал бы мне выйти за тебя замуж, когда ты гостил в Дире, я бы согласилась сразу. А по приказу смертоносцев… В тот миг я тебя просто возненавидела. И отказалась.

Помнишь комнату с бассейном? Отец привел меня туда, дал веревку и сказал: «Девочка, пойманных в пустыне женщин смертоносцы помещают в отдельный дом и приводят к ним специально отобранных мужчин. Женщины трахаются и рожают, рожают и трахаются. Если ты не способна лечь в постель с одним мужчиной, то вряд ли тебе понравится спать со всеми. Теперь, если хочешь жить, знай, чем придется платить». Оставил веревку и ушел. Я даже петлю тогда сделала… Но все-таки выбрала тебя. А ты удрал в первую же ночь. Знаешь, как я обиделась? Столько перебарывала себя, прежде чем прийти, волновалась, готовилась. Это было страшно, как в строю перед пауками. Но все же пришла. А ты — удрал.