Тут, правда, ровное и гладкое повествование прекращалось. И прекращалось оно по его, Корсакова, вине. Из-за него же, из-за Корсакова и пришлось спешить, срочно разрабатывать операцию с этой девицей. Впрочем, удачно все прошло. Журналист, правда, врал, не сказав ничего хорошего о своих находках, и вранье Плюснин чуял «печенкой», но до поры до времени решил сделать вид, что «верит».
Если Корсаков молчит, значит, работает на кого-то. И, учитывая его, Корсакова, прошлое, заказчики его — снова те, сверху.
А с теми по-другому нельзя. Иначе — разжуют и выплюнут. Сколько раз так бывало.
2010, июнь, Ярославль
КОРСАКОВ
План он разработал простенький, но надежный. Утром, помахивая сумкой, отправился на пустырь. Там побродил, будто заново разыскивая домик, в котором когда-то жили Нагатины.
Найдя, стал осматривать его, хотя осматривать было почти нечего. Крыши нет, стены разобраны. То ли на дрова, то ли кто-то увез на дачу, расширять хозяйство. Корсаков отыскал подпол, покрутился возле него, потом нырнул вниз. Пахнуло затхлой сыростью и, кажется, крысами.
Ждать пришлось недолго: наверху раздались шаги и голоса. Кто-то крикнул в провал подпола:
— Ну-ка, вылазь!
Корсаков подошел в лесенке, выходящей наверх, посмотрел на кричавшего, поинтересовался:
— Чего орешь?
Тот поманил пальцем:
— Сюда иди, разговор есть.
Ну, разговор, так разговор. Корсаков стал подниматься, и получил основательный удар по затылку. Удар настолько сильный, что, продолжая движение, он ткнулся лицом в пол. Вылез, прикрывая голову от ударов, но корпус ему обработали, правда, неумело.
Потом прекратили, обступили.
Корсаков, лежа на грязном полу, спросил вежливо, но без заигрываний:
— Че за дела, мужики?
— Ты кто такой, пень? — поинтересовался один из них, видимо, старший.
Корсаков огляделся. Нет, это не профи. Так, шпана. Местная шпана, которой такими делами проще зарабатывать на бутылку. С такими возни больше, чем пользы и удовольствия. Ничего потом толком и передать-то заказчику не смогут, если сам же и не скажешь все открытым текстом.
Четверо стояли без всякого расчета. Обступили и были уверены, что контролируют ситуацию. Ну, как хотите. Впрочем, следовало осмотреться. Грамотный человек может по едва заметным признакам понять то, что другие оставят без внимания.
Корсаков, приподнял голову, огляделся, стараясь изображать забитого дядьку, который всего боится. Сел, с удовлетворением отметив, что мужики совсем обнаглели и ситуацию больше не контролируют. Стал подниматься, встав на колени. Шпане нравится, когда «жертва» стоит на коленях, это их возвышает до положения «хозяев». А еще из такого положения удобно еще раз все осмотреть, что есть поблизости.
Смотри внимательно, Корсаков, внимательно! От твоей прозорливости сейчас многое зависит.
Нет, никого вокруг не было. Видимо, решили, что главное — не он, а то, что у него есть. Главное, дескать, бумаги. А с мужиком делайте, что хотите. Тоже кайф…
Дальше думать, к сожалению, не пришлось. Все тот же «старший» подошел к Игорю, схватил за грудки, рванул на себя:
— Где бумаги, петух?
Дергать человека на себя «за грудки» вот так, как сейчас делал этот придурок, — тоже искусство. Ему надо обучаться, иначе возможны неприятности.
Корсаков, встав на одно колено, крепко зажал руку «старшего», рванул вниз, заламывая кисть. Тот ойкнул от боли и неожиданности и резко наклонился. Очень резко. Так, что, слегка добавив ему по затылку, Корсаков вынудил «старшего» врезаться лицом в пол. Основательно, с шумом.
Компания ошалела: что такое? Так нельзя себя вести, если тебя четверо окружили. Поправка, трое: старший улегся надолго.
Корсаков схватил за пояс того, кто стоял ближе других, дождался сопротивления и рванулся вперед, теперь уже толкая противника. Потом наклонился, схватил его за пятку. Снова удар об пол. Теперь — затылком, и снова основательно.
Двое оставшихся решили, что им пора уходить. Корсакову идея не понравилась, и одного из них он просто подтолкнул подошвой в задницу. Правда, подтолкнул в прыжке, да и тот спешил. Так что две силы, сложившись, умножили друг друга, и мужик влепился в остатки стены дома. Влепился и сполз.
Тот, который остался напоследок, был испуган. Бледный, потный, лишенный всякой воли к сопротивлению. Это хорошо.
— Что за дела, мужик? — подойдя к нему вплотную, поинтересовался Корсаков. — Какие проблемы?
Мужик явно не понимал, о чем идет речь. Казалось, он на грани обморока.
— Че надо-то? Зачем пришли?
— А мы … это… ну, мы тут…
— Ваша земля, что ли? — подсказал Корсаков.
— Ну, да… мы тут… ну… собираем все…
— Аааа… Так сказали бы, а то сразу драться.
Наверное, с такими интонациями беседуют со своими подопечными сельские участковые. Впрочем, Корсаков их никогда в жизни не видел, но тон не менял. Пока не менял.
— А я-то вам, чем помешал?
Заканчивая предложение, все так же, не меняя тона, ударил в корпус. Мужик, и до того державшийся из последних сил, рухнул.
Корсаков склонился над ним:
— Если завтра хоть одного из вас увижу — кончу. Понял?
Мужик закивал, и Корсакову показалось, с радостью…
Теперь мужик так и передаст: мол, ушел до завтра тот, кого надо было отметелить для порядка. Завтра, мол, все доделаем. Наивно, конечно, но это — единственный вариант на сегодня. Будем надеяться, что сработает.
И в этот момент в голове его что-то «щелкнуло», и все, что происходило с ним в последние дни, стало разбиваться на небольшие кусочки, которые сразу же, будто сами по себе, выстраивались в какой-то неумолимой последовательности.
Он все понял!
Правда, легче от этого не стало. Просто лучше стали видны все опасности. И было их еще немало…
Теперь надо было выбираться из Ярославля, и как можно быстрее. Это сделать не так уж сложно, если обо всем позаботиться заранее. А он позаботился.
Бомж Витек оказался человеком слова и все сделал выше всяких похвал: нашел человека, который каждый день выезжал за пределы города. Правда, не так далеко, как надо бы, но тут уж выбирать некогда. И за это большое спасибо!
Впрочем, до славного города Ростова Великого добираться очень просто. А уж там — встреча с хорошим человеком. Хорошим, умным и, главное, верным.
С Санькой Андроновым Корсаков познакомился в здании военкомата в тот памятный день, когда они прощались с гражданской жизнью и уходили в армию. В те далекие годы это событие не было наполнено тем трагизмом, который так любят сегодняшние сердобольные и деньголюбивые люди. Простое дело — люди идут в армию. Вот, и Игорь с Санькой мирно болтали все время, пока не оказались в одной части. В их части.