Как Джексон верил в то, что Америка лучшая страна на свете, а быть американцем – самое большое счастье, так Руденко был убежден, что Советский Союз – самое справедливое общество и надежда всего человечества. И результаты войны только подкрепляли его убеждения. Будучи от природы настоящим украинским крестьянином, который был всегда сам себе на уме, он мало что принимал на веру. Руденко, конечно же, видел многое, что не укладывалось в его коммунистическую веру, но искренне считал, что это лишь эксцессы на большом пути в светлое будущее. И свое назначение на пост главного обвинителя он воспринял без страха, как очередное поручение партии, которое надо выполнять. Тем более, что направлять его работу будет сам товарищ Сталин.
В Нюрнберге он чувствовал себя достаточно статусно. Ведь за ним была несокрушимая мощь страны, победившей фашизм. Работать он привык дотошно и аккуратно, не надеясь на то, что все пойдет само собой. К тому же несколько процессов над нацистами в 1945 году, в которых он выступал как обвинитель, многому его научили. Он уже ясно представлял себе, что его ждет вовсе не триумфальная прогулка, а битва с врагом, который надеется выбраться из отчаянного положения и ради этого пойдет на все. И в частности постарается вбить клин между обвинителями держав-победительниц и даже стравить их друг с другом.
Об этом размышлял Руденко, слушая в своем кабине во Дворце правосудия доклад руководителя Следственной группы Александрова.
– Мы хотим до начала процесса выяснить, какую линию поведения будут держать подсудимые, – рассказывал Александров. – А то ведь на суде и оконфузиться можно.
– Нельзя, – перебил его Руденко. – Оконфузиться нам никак нельзя. Москва нам такой конфуз пропишет, что ого-ого!
– Я об этом и говорю. Сейчас они, подсудимые, конечно, выглядят жалко, юлят, в глаза заглядывают, но… Чувствуется, что тот же Геринг такое жало может выпустить, что господину Джексону придется с ним несладко.
– Зверь?
– Зверюга! Матерый. В нем уже сейчас время от времени просыпается настоящий хищник, без всякой жалости.
– Я предупреждал об этом Джексона, – развел руками Руденко. – Но он шибко верит в свою миссию и свое красноречие. Слишком. Не представляет себе, что ему можно будет возражать. А я этих господ в судах уже видел. При любой возможности будут отпираться.
– Да, Роман Андреевич, чтобы справиться с Герингом, красноречия будет мало. При малейшей возможности Геринг сделает из него посмешище.
– Джексон очень упрямый человек, убежденный, что все эти злодеи перед ним на карачках будут ползать с поднятыми руками, – грубовато подвел итог Руденко. – Кто-то, может, и будет, но далеко не все. Он их не знает, он же не сталкивался с такими, а я их уже повидал. Их надо припирать фактами, доказательствами, логикой, если хотите…
– А что насчет допросов, Роман Андреевич? Поставьте перед Джексоном вопрос. Не забудьте…
– Ладно, добро, еще раз потребую у Джексона сегодня, чтобы, наконец, вашим следователям дали возможность допрашивать этих злочинцев напрямую, чтобы задать им наши вопросы. Кстати, как они, эти бывшие хозяева мира, себя ведут на допросах?
– Большей частью смирно и весьма учтиво.
– Ишь ты!
– Да, иной раз любезные до невозможности… Когда входят, раскланиваются и расшаркиваются. Сами не садятся – ждут разрешения. Раз, правда, Франк, когда на него американский следователь вдруг надавил, вспылил и обозвал американца «свиньей»…
– Прямо так? Вот бисов сын! Ну а тот, американец, что? Неужто скушал?
– Нет, сразу удалил из кабинета – отправил в камеру, охладиться. Камеры-то у них без стекол для безопасности, так что теперь там не жарко.
– Но, значит, в душе-то они не смирились…
– Куда там! Иной раз в глазах такая злоба полыхнет! Кстати, на нас, когда видят советский мундир, смотрят, я бы так сказал, с большой опаской.
– Ну, а как им еще на советский мундир смотреть? – засмеялся Руденко. – А? Как еще-то смотреть?
Видимо, разговор Руденко с Джексоном возымел свое действие, и уже на следующий день Александров с Ребровым самостоятельно допрашивали Геринга. Американский следователь с помощниками на сей раз выступали в роли зрителя.
Когда конвоиры доставили Геринга, он с любопытством посмотрел на советских следователей и непринужденно развалился на указанном ему стуле. Реброву даже показалось, что он подмигнул ему, видимо, вспомнив допрос в Мондорфе.
Геринг, судя по всему, пребывал не в депрессии, а, наоборот, в приподнятом и боевом настроении. Отлучение от наркотиков и строгий тюремный режим сказались на нем благоприятно. Выглядел он довольно самоуверенно. Манеры по сравнению с другими заключенными были даже очень развязные. И хотя светло-серый китель с отложным воротником, галифе и даже сапоги болтались на нем как на вешалке, он вовсе не выглядел жалко.
Александров объяснил Герингу, что его допрашивает руководитель Следственной части делегации СССР. Геринг благожелательно кивнул.
– Перечислите посты и должности, которые вы занимали в Германском Рейхе? – начал допрос Александров.
Геринг долго и с видимым удовольствием начал перечислять свои бесчисленные посты и звания, затем в какой-то момент улыбнулся и махнул рукой:
– Кажется, все. А, может быть, и нет…
Остановил взгляд на Реброве и любезно поинтересовался:
– Простите, мы, кажется, с вами уже общались?
– Да, – кивнул Ребров. – В Мондорфе.
– Да-да, помнится, мы говорили про Копье Судьбы и веру Гитлера в его чудодейственную силу… Но вы, русские, материалисты, и не верите в чудеса и высшие силы.
– Ну, вы тоже не большой мистик, как мне кажется, – усмехнулся Ребров.
– Да, я реально стою на земле… А это самое Копье Судьбы наверняка уже сперли американцы. И отправили за океан, – махнул рукой куда-то в сторону Геринг. И, прищурившись, посмотрел на американских следователей, которые сразу зашушукались между собой.
– Вам что-то известно на сей счет? – строго спросил Александров.
– Нет, просто я знаю американцев. Они – ребята не промах. Кстати, если они узнают, где Борман и Гиммлер прятали золото, вряд ли они поставят в известность вас. Просто упрут за океан, – засмеялся Геринг.
Ребров невольно напрягся. Он все время думал о том, когда Геринга можно будет спросить о спрятанном золоте, но тот вдруг заговорил о нем сам. Что из этого следовало? Видимо, этот разговор для него был уже привычен. А вести его с ним могли только американцы. Причем не только во время официальных допросов, но и во время тайных встреч в тюрьме. Так что сообщения агента Гектора, как обычно, подтверждаются.
– Скажите, а Гесс может знать, где спрятано похищенное в захваченных странах золото? – задал заранее подготовленный вопрос Александров.
Геринг снисходительно улыбнулся.