Book.

Боцман прервал сей балаган:

— Ладно, иди проверь трюм.

— Так я еще и фонарь починил, — видя, что Осип Иваныч не доволен, продолжил оправдываться Гриня. — В этом, вот, фитиль поменял.

— Я удивляюсь, что ты фонарь вообще зажег! — внутри у боцмана все закипело, а ют опять разразился дружным ржанием.

— Да ладно вам! Я и так… — махнул рукой Гриша.

— Эх ты, бедолага, — раздалось ему вслед.

— Вам лишь бы позубоскалить, — отмахнулся Гриня, — гамак мне связали… Еле вылез…

— Это Митрич, он мастер на такие шутки, — засмеялся юнга и кивнул головой в сторону штурвального.

Митрич только довольно погладил пышный ус.

— А еще сказали мне весь корабль прошерстить до кормы. Вот и… Поспать не дали… Хожу здесь… как дурак!

— Дурак, он и есть дурак. Давай, давай, шерсти! — подбодрил Григория Митрич. — Только за борт не упади!

Тем временем Бен спустился в трюм. Огляделся в темноте — вдоль бортов стояли пушки. В полумраке он заметил бочонки с порохом и пороховницы, что мерно покачивались, подвешенные на веревках. На лице его появилась недобрая улыбка.

Зачерпнув в пожарной бочке воды, судовой врач вылил ковш в один бочонок с порохом, затем — в другой. Он бы и дальше продолжал странные манипуляции, кои никак не походили на врачебные, если бы не стук каблуков, что раздался сверху. Бен оглянулся и увидел мелькнувшую тень, а затем до него донесся голос боцмана, продолжавшего распекать матроса:

— Шустришь, говоришь, а рустеры открыты! А ну-ка, бегом!

Бен понял, что это по его душу. Он скользнул под лестницу и тут же увидел полосатые носки и стоптанные ботинки.

— Как что не так… — ворчал Гриня, спускаясь по скрипучим ступеням, — так меня… «Рустеры открыты!»

— Ну а кого же еще-то? — крикнул ему вдогонку Митрич. — Пятый год в море, а все как дитя малое! О, пошел, орел наш! Давай, давай! Сколько с ним ходим, а он все такой же, как будто только от сиськи оторвали.

Тут уж и боцман не удержался, загоготал со всеми. Гриня сделал пару шагов по темному трюму, поднял фонарь и посветил. Пока караульный проделывал сей маневр, Андерсен не мешкал. Он нащупал стоявший рядом банник и перехватил его поудобнее.

Матросик оказался прекрасной мишенью — мало того что стоял спиной, да еще застыл с фонарем в руках. Бен замахнулся и разбил бы бедняге голову, не задень конец банника о балку перекрытия. Гриня обернулся на стук и увидел доктора, оставленного до утра в лазарете набираться сил. Настороженность на лице матроса сменило удивление.

— Ты чего здесь? — Гриня никак не мог взять в толк, как этот тип так ловко переместился с лазаретной койки в пушечный трюм.

— Заблудился… — оскалился Бен в усмешке.

И не дав бедолаге опомниться, Андерсен шибанул его с размаху банником по голове. Матрос так и рухнул на бочки. Те с грохотом покатились в разные стороны. Бен затаился, а с юта донесся голос боцмана:

— Ты не расшибся, Гриш?

В ответ ему загоготали матросы:

— Он, видать, ни черта не видит в темноте!

— Куриная слепота…

Пока команда развлекалась шутками, Бен привязал бесчувственного Григория к одной из опор и заткнул ему рот его собственным шейным платком.

— Мы же не будем кричать, правда? Мы же хорошие? — улыбнулся Андерсен и заботливо поправил веревку.

— Гриша! Там порох! Береги себя! — донеслось сверху.

— Я постараюсь, — прошептал Бен.

Он в последний раз осмотрел трюм, довольно улыбнулся сам себе, надел шляпу и бострог Григория и, подмигнув напоследок матросу, который к тому времени почти очухался, взял фонарь и покинул пушечную палубу. Наконец, его темный силуэт с фонарем в руках показался из трюма. Моряки, по-прежнему ничего не подозревая, несли вахту. Их соленые шутки то и дело нарушали ночную тишину. Андерсен, не обращая на их дружный гогот никакого внимания, подошел к борту и поставил фонарь на поручни.

— С вашим порохом, ребята, фейерверка теперь не сделать, — произнес он еле слышно, затем снял бострог и пару раз поднял и опустил фонарь, словно хотел дать кому-то знак в ночи.

Смех на юте поутих, юнга, вытянув шею, смотрел на странные штуки, что выделывал на палубе его товарищ. Но тут матрос обернулся, и все увидели, что это вовсе не Григорий, а тот самый человек, которого они давеча спасли. Бен Андерсен собственной персоной, держа шляпу на отлете, галантно поприветствовал весельчаков у штурвала: «Джентльмены!», бросил шляпу, ловко взобрался на борт и прыгнул в море.

— Чегой-то он?.. — замер юнга в недоумении.

И вдруг один из матросов вытянул руку в ночную даль и прокричал:

— Корабль!

Все, кто был на юте в этот час, взглянули в ночную мглу и увидели корабль, мерно покачивающийся в полной темноте.

— Зови капитана! — скомандовал боцман.

Зазвонил колокол, каблуки застучали по палубе, все пришло в движение. Капитана и будить не пришлось: через минуту, впрочем, как и вся команда, он уже был на палубе. Ему дали зрительную трубу, в которую он рассмотрел флаг, что болтался на мачте неизвестного судна. Это был «Веселый Роджер». Мало того: пушечные порты на неприятельском судне начали открываться один за другим.

— Черт! — вырвалось из груди Сигварда.

Но сантиментам не было места в такую минуту.

— Лево на борт, приготовить пушки! — скомандовал капитан.