– Ну а вы?

– Я?.. Я скучаю здесь и воспитываю сына моего покойного мужа.

– Доктор! – раздался голос Курихина. Он уже тасовал колоду, а надлежащей компании все не было. – Ну где же вы?

Андрей Александрович поклонился и галантно произнес:

– К сожалению, вынужден вас покинуть.

Вдова молча кивнула в знак согласия. Волков оставил ее наедине с Самойловым, а сам направился составить партию нетерпеливому офицеру.

– Ну, вот… – продолжила хозяйка, проводив его взглядом. – О нашей компании вы, пожалуй, все уже успели узнать, а вот я о вас пока только строю догадки.

– И?..

Она глянула на раненую руку:

– Судя по всему, вы служили в армии и были ранены.

– Вы ясновидящая?

– В этой глуши, – вздохнула Мария Карловна, – станешь не только ясновидящей. Вы надолго к нам?

– Думаю, на неделю.

Вдова отпила из бокала и, взглянув из-под своих бархатных ресниц, улыбнулась:

– О как ненадолго. Знаете что, а приезжайте-ка ко мне завтра! Расскажете мне про двор.

Иван удивился столь откровенному предложению, но, списав его на простоту местных нравов, ответил:

– К вашим услугам, сударыня.

– Ну вот и славно, – Мария Карловна покинула кресло. Самойлов встал, поклонился в ответ на ее неглубокий книксен и остался в задумчивости один у жаркого камина. Как-то не вязалась вся эта провинциальная идиллия со страшными событиями вчерашнего дня…

По дороге домой настроенный употребленным горячительным на лирический лад доктор продолжил свои откровения:

– Ах, Иван Михалыч, Иван Михалыч! – так к Ивану еще никто не обращался. При сих словах он почувствовал себя крепким помещиком, чуть ли не главой почтенного семейства, окруженным бесконечными мамками, няньками, детьми и непрестанной заботой супруги. Но вдруг совсем иной ветер – ветер дальних странствий и опасных приключений, подул на него. – Если б вы знали, как мне не хватает моря! – произнес доктор, глядя в окно на слишком однообразный для его страстной натуры пейзаж.

– Так в чем же дело? – Иван готов был разделить морскую тоску. Мирная жизнь уездного обывателя и его пылкому сердцу была скучна. Не хотел бы он стать Иван Михалычем и найти тихую смерть в теплой кровати среди домочадцев. Вой ветра, скрип мачт, неизведанные просторы, морские баталии – обо всем том грезил он с детства. А потому и поддержал собеседника горячо: – Возвращайтесь, нынче с вашими-то талантами.

– Вы плавали когда-нибудь на судах по северным морям? – видя участие юноши, спросил Андрей Александрович.

– Не довелось! – с досадой откликнулся Иван.

– Вот, признаюсь вам, страшно! – в глазах Волкова блеснул азарт. – Чуть что – корабль ко дну, а в ледяной воде вам не более трех минут отведено. – он замолчал. Видно было, что мыслями этот человек сейчас слитком далеко от Ивана. Но карета остановилась, и это вернуло его к реалиям бытия. Андрей Александрович вновь взглянул в окно и молвил: – Ну вот, кажется, мы и приехали.

Глава V,
о странных пропажах и обретшем плоть вурдалаке

Действительно, карета въехала во двор усадьбы Самойлова. Казалось, день, полный треволнений и новых встреч, остался позади, но не тут-то было. Навстречу выбежали дворовые. На Пелагее лица не было, она грохнулась на колени и запричитала:

– Ой, барин, беда, барин!

Иван выскочил из кареты:

– Что еще стряслось?

Пелагея заголосила пуще прежнего:

– Опять девки пропали. Глашка, осьмнадцати лет, и младшая!

– Давно? – Сердце Ивана тревожно забилось.

– Так кто знает? Как стемнело, хватились! – причитала Пелагея.

Самойлов поискал глазами Егора и приказал:

– Принеси факелов, собери мужиков, кто есть! Сударь, вы с нами? – обратился он к Волкову.

– Безусловно, друг мой! – охотно откликнулся Андрей Александрович.

Факелы пришлись как нельзя кстати: в ночном лесу ни зги не было видно. Самойлов велел мужикам встать длинной цепью с промежутком в тридцать-пятьдесят шагов. Сам занял место посередине, так легче было руководить поисками. Все двинулись к пруду. Раз покойных находили там, то вероятность, что пропажа вновь отыщется у воды, была велика. Доктор ни на шаг не отставал от Ивана. По дороге мужики перекликались друг с другом, чтоб сподручнее было искать. Когда подошли к воде, Самойлов сделал знак остановиться, голоса смолкли, и в ночной тишине раздалось мерное уханье филина, слетевшего с ветки. Ничего особенного более не услышав, Самойлов вновь дал команду к поиску, доктор раздвигал палкой подернутые инеем камыши, ледяная корочка под ногами похрустывала, как слюда, и рассыпалась на мелкие осколки.

Вдруг невдалеке раздался голос:

– Нашли!

И словно эхо пробежало по цепи: «Нашли! Нашли!»

Самойлов ринулся на крик и через несколько секунд, растолкав мужиков, увидел на земле девочку, ту самую, что прислуживала ему за обедом. Она сидела в одной рубашке, сжавшись в комок, и дрожала не то от страха, не то от холода. Сорвав с себя плащ, Иван укутал ее и обнял за плечи, дитя забилось у него в руках, как пойманная птица.

– Тихо, тихо, – пытался он мягким шепотом успокоить ребенка.

Мужики вновь обступили их, с интересом рассматривая перепуганное личико. И вдруг детские глаза наполнились еще большим ужасом, девочка застонала, в последний раз дернулась на руках Самойлова и потеряла сознание. Иван проследил ее взгляд и увидел за мужицкими спинами обеспокоенное лицо доктора.

Уже в доме Волков осмотрел ребенка:

– Лихорадка! Застыла бедняжка, – он накрыл тельце одеялом. – На таком-то холоде немудрено. Если до утра протянет, то выживет.

Андрей Александрович встал с кресла, Егорка подал ему плащ и палку, на которую тот опирался при ходьбе. Иван занял место у кровати больной. Лиза постанывала, на бледных щеках выступила испарина.

– Девчонка-то сиротой осталась, – словно сказку какую сказывала Пелагея, – мать в запрошлом годе померла, отца в солдаты забрали, пятый год уж. А вот теперь и сестры старшей лишилась, – старуха тяжело вздохнула.