Проклятие | Страница: 57

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Впрочем, в его распоряжении был способ проверить все эти предположения хотя бы частично.

— Эй, Толстушка! Ты меня слышишь?

— Кто это? — почти сразу откликнулась самка. Образы ясные, четкие, хорошо понятные. Значит, она недалеко. Стало быть, это или колодец Бегунка, или ближний к ней из давно брошенной пары.

— Кто это? — еще раз переспросила паучиха.

— Это Посланник, — ответил правитель. Звукосочетание «Найл» все равно не имело никакого мысленного образа. Я тебя помню, — неожиданно призналась Толстушка. Ты проходил через участок вместе с Лазуном.

— Погиб Лазун, — печально сообщил Найл. — Акула разорвали.

— Жаль-ль-ль, — это было не слово, а длинная, нескончаемая эмоция грусти.

Найл, немного отдохнув на белой упругой опоре, двинулся дальше.

Теперь он был почти уверен, что выбрал правильное направление.

После еще примерно пятичасового броска правитель опять заметил впереди белое пятно и, теперь уже уверенно, повернул в его направлении.

Еще пара часов вытирания животом собранной со всего моря грязи, и Найл увидел, что в белом ободке поблескивает чистой водой открытый колодец!

Никогда в жизни Посланник Богини не мог себе представить, что способен так обрадоваться крохотному пятнышку морской воды!

Он сразу, без колебаний, булькнулся головой вниз.

Невдалеке от колодца, метрах в десяти, стоял купол. Судя по размерам — домашний. Дальше, метрах в пятидесяти, еще один. Вдалеке, плохо видимые в подводных сумерках, проблескивали неясные очертания еще нескольких. Похоже, жилые купола участка стояли именно там. Интересно, почему так далеко от колодца?

— Толстушка, ты меня слышишь? — вновь обратился Найл к своему надежному ориентиру.

— Это опять ты, Посланник? — Образ и эмоция оказались столь яркими, что сомнения не оставалось: он выполз на участок паучихи!

— Да, это я, — подтвердил Найл. — Я у самого твоего колодца.

— Что ты здесь делаешь?

— Мне предстоит дальняя дорога. Я устал, скоро ночь, на воздухе будет холодно. Разреши переночевать в твоем куполе?

— Нет!

— Толстушка! — взмолился Найл. — Лазун погиб, мне некуда податься, у меня нет ни одного шатра для отдыха…

— Нет! — категорически отказала паучиха. — У меня много детей и мало воздуха. У меня нет возможности заниматься испорченным тобой куполом. Уходи.

Найл вынырнул в колодце. Совсем небольшом — метра три на метр. Посмотрел на закатное небо. Представил, какая холодина будет здесь ночью, какие ветра станут гулять по ничем не ограниченному простору. И никуда от них будет не скрыться, никуда не спрятаться…

И только вода станет хлюпать под телом, просочившись в продавленную им в водорослях ямку.

Нет, спокойный подводный купол в такой ситуации покажется царскими покоями. Эй, Толстушка, возьми меня к себе на пару дней! Покорми, дай отдохнуть. Я сил наберусь, дорогу разведаю и уйду.

— Нет! — задохнулась от возмущения паучиха. — У меня своих голодных ртов хватает, еще прихлебателей тут кормить.

— Толстушка, приюти меня на пару дней, а я тебе колодец сделаю?

На этот раз самка промолчала.

— Толстушка, — на этот раз почти весело предложил правитель. Приюти голодного человека. Я тебе колодец сделаю. Небольшой, но надежный. Я ведь Лазуну уже делал, у него свой закрылся.

— Хорошо, я пущу тебя на ночь в домашний купол. А если ты сделаешь мне колодец над жилыми куполами, то два дня стану кормить и давать воздух.

— Вот и хорошо, — с облегчением кивнул Найл. — Тогда сделай мне в куполе полочку, чтобы я лечь куда-то мог.

Засыпая, Найл решил не трепать себе нервы, и больше не возвращаться в свой дворец.

Он представил себе журчащие водой стены храма триединого бога и почти сразу оказался перед ним.

Правда, сейчас вода из множества золотых трубочек не лилась — на ночь ее выключали. Найл вошел в храм, побродил вдоль переливающихся всеми оттенками зеленого цвета деревцами, кустарниками и цветами. В свете ослепительного «божественного лика» они казались тоже волшебными, нереальными. А впрочем, так оно и было. Не будь здесь человеческого племени с его странными верованиями и удивительной находчивостью, и никогда среди мертвых песков не поднялись бы дома, не зажурчала бы вода, не разрослись бы укрытые от невзгод под сенью храма растения.

Правитель походил по храму, вышел во двор, не углядел здесь ничего интересного и перебрался в селение. Здесь так же царила тишина и ничего не происходило. Посланник Богини долго бродил среди островерхих и куполообразных домов, потом не выдержал, закрыл глаза и представил себе свои покои во дворце.

Ямисса спала, свернувшись под одеялом в комочек — только нос торчал наружу. На полу, рядом с кроватью, стоял кувшин, рядом лежал хрустальный бокал.

— Замучилась ты совсем без меня, любимая.

Найл попытался было поднять фужер, но тот, естественно, не поддался.

— Эх, Ямисса, Ямисса! Если бы ты могла меня слышать…

Ранним утром в двери большой комнаты громко постучали.

— Кто там в такое время? — сонно откликнулась княжна.

— Советник Дравиг к правительнице! — громко крикнули от дверей. Входить к спящей госпоже слуги права не имели. Пустить! — княжна решительно тряхнула головой, села и стала протирать глаза.

— Простите, что побеспокоил, правительница, — вбежал в спальню смертоносец, — но Торн только что сообщил, что никаких нападений на город не будет. Когда Саманта обратилась к ней с предложением провести акцию возмездия за уничтожение всей демократической оппозиции, Пенелопа ответила, что та сама виновата, то следовало прислушиваться к местным верованиям и обычаям, и что эти верования и обычаи на пустом месте не возникают. Еще Торн сообщил, что у капитана возникли какие-то проблемы в стране за Серыми горами.

— А у них во всех странах проблемы будут возникать, — ничуть не удивилась княжна. Так уж они устроены.

— Да, правительница! — образцово согласился паук.

— Ты хочешь сказать, Дравиг, — с улыбкой покачала головой Ямисса, — ты разбудил меня только для того, чтобы сказать, что теперь я могу спать спокойно?

— Вя-я… — испустил смертоносец импульс растерянности.

— Ничего, — рассмеялась княжна, — все хорошо. Ты знаешь, Дравиг, вот уже несколько ночей подряд меня посещает странный сон: будто приходит Найл, садится рядом на постель, гладит по голове, и рассказывает, что он жив, что с ним все хорошо, и что находится он в десяти днях пути вдоль побережья на юг, в каком-то заболоченном заливе…

— Я немедленно пришлю к вам Назию, правительница, — немедленно откликнулся паук.

— Но это всего лишь сон, Дравиг!