— У меня к тебе есть одна просьба, — взял княжну за руки Найл. — Я знаю, как тебе хочется узнать, что такое праздник Мертвых, что на нем происходит и почему людям нельзя этого видеть. Теперь, владея таинством одитора, ты можешь это сделать незаметно для других и не подвергая себя никакому риску. Но прошу тебя, не делай этого. Не посещай праздника, не отказывайся от своего неведения. Так будет лучше для нас обоих. Я тебя очень прошу, не делай этого. Хорошо?
— Что же там происходит такого? — с любопытством поинтересовалась Ямисса.
— Там я превращаюсь в самого настоящего Смертоносца-Повелителя и не хочу, чтобы ты это видела. Такой ответ тебя устроит? Я тебя прошу, не приходи на праздник.
— Ну хорошо, — пожала плечами Ямисса. — Не приду.
* * *
Много десятилетий назад правитель далекой приморской Провинции советник Бродус задался целью добиться того, чтобы взаимное существование людей и смертоносцев не приводило к обидам и конфликтам, чтобы не было рабов и господ, а были существа, необходимые друг другу и не способные друг без друга существовать.
Здесь никто не требовал от людей безусловной покорности во всем, угождения малейшим прихотям восьмилапых властелинов мира. Люди здесь жили семьями в отдельных домах, любили друг друга, растили детей.
Однако на протяжении нескольких поколений двуногим вдалбливалось, что их состояние — лишь промежуточное положение между состоянием личинки и высшего существа. Как младенец, растущий в утробе матери, со временем покидает свой маленький уютный мирок, чтобы перейти в новое состояние, чтобы вырасти большим человеком, так и человек со временем должен перейти в новое, высшее состояние — стать смертоносцем. Путь к новому перерождению один: быть съеденным пауком, раствориться в нем, стать его плотью и кровью.
Умерших своей смертью или от болезней людей хоронить запрещалось. Их тела валялись на компостных кучах вместе с прочим мусором, своим гниющим видом напоминая, что случится с теми, кто не сможет спасти свою плоть и душу, перейдя в новое состояние.
Бродус сумел добиться своего — спустя несколько поколений двуногие обитатели Провинции мечтали не о том, чтобы сбросить власть восьмилапых, а о том, чтобы быть выбранными, чтобы раствориться в высших существах, стать их частью. Чтобы обрести новое воплощение, перейти на более высокую ступеньку развития.
Когда Провинция признала в Найле Посланника Богини и своего правителя, новый властитель хотел изменить порядок вещей, не превращать людей просто в говорящую, растущую без особой заботы со стороны пауков еду. Но новый порядок слишком глубоко въелся в души двуногих. Лишить их права на новое перевоплощение, праздника Единения со смертоносцами — означало отнять у людей надежды на бессмертие. Посланник ограничился лишь запретом на единение для тех, кто не достиг сорока лет.
Как ни странно, запрет лишь упрочил религию. Теперь право слиться своей плотью с пауками получал только тот, кто на протяжении всей жизни вел честный и трудолюбивый образ жизни, честно возделывал поля и содержал в порядке свой дом; кто вырастил здоровых и красивых детей и оставил им после себя крепкое хозяйство.
Каждый месяц от берегов Провинции отчаливал корабль, на котором десятки достойных, перешагнувшие сорокалетний рубеж, одетые в чистые одежды, распростившиеся с детьми и родственниками, раскрывшие свои души для завершающего шага бытия, плыли в город Смертоносца-Повелителя. Здесь они поселялись во дворце Праздника и начинали готовиться к мигу единения.
К Черной Башне Найл пришел слишком рано, задолго до заката. В свете угасающего дня здесь только начиналась подготовка к ночному действу:
пауки прочесывали окрестные заросли, разгоняя и поедая мелких насекомых, смертоносцы заняли посты далеко вокруг, не подпуская близко никого из двуногих.
Посреди древней, мощеной прямоугольными бетонными плитами площади люди в белых туниках под личным присмотром угрюмой Джариты складывали высокий костер.
Найл ненадолго остановился, наблюдая за происходящим, а затем шагнул в дверь древнего строения, поднялся по витой лестнице на самой верх Башни.
Предчувствие его не обмануло — Стив, эмоция любопытства которого ощущались с самой земли, стоял возле зубчатого парапета и следил за действиями служителей Праздника.
Питавшие чрезмерное уважение в Вернувшему Истину смертоносцы не сочли нужным прогонять своего кумира.
— Что ты здесь делаешь, Стив?
— Вот, стою.
— А ты знаешь, что каждый двуногий, который останется этой ночью на улице, умрет?
— Ну, я же не на улице…
— Ты думаешь, что тебя пауки не тронут? Только ты забываешь, что во время Праздника ты сам становишься всего лишь человеком, и сам стремишься навстречу смерти.
— А ты?
— А я — Смертоносец-Повелитель, и именно поэтому знаю законы Праздника очень, очень хорошо. Ты не переживешь этой ночи, если немедленно не уйдешь домой. И еще: возьми с собой пару шаров, помощников и вообще все, что сочтешь нужным. Завтра утром армия выступает в поход. Я думаю, ты сможешь мне пригодиться. Теперь уходи, в твоем распоряжении не более получаса.
Бывший астронавт не очень поверил правителю, но все-таки предпочел не рисковать.
Вскоре его фигура мелькнула внизу и растворилась в быстро сгущающемся сумраке улиц. Солнце стремительно проваливалось за горизонт и наступала ночь Праздника.
Первыми на вечернюю площадь пришли «жертвенные люди». Тщательно отмывшиеся, в новых белых туниках, они смиренно шествовали в последний путь — но души их метались в беспокойстве. Разумеется, они знали, что сейчас, в ближайшие часы обретут бессмертие, соединятся в единое целое с высшими существами, правителями вселенной и любимцами Богини. Но понимали и другое: с этого часа их самих, во плоти — с руками, ногами, головой, больше не станет. Миг преобразования приближался неведомым, желанным и страшным мигом.
Посланник Богини, он же Смертоносец-Повелитель, спустился с башни, приблизился к смертниками на несколько десятков шагов и опустился на землю, поджав под себя ноги.
Саму Джариту Найл поначалу не разглядел. Девушка облачилась в длинную, темную тунику, распустила волосы и почти совершенно растворялась в стремительно гаснущих сумерках. Такими же неприметными были и шедшие за нею барабанщики.
Полторы сотни людей столпилось на широкой пустынной площади вокруг сложенного костра, недоуменно оглядываясь. Пустота, тишина. Только теплый пустынный ветер шелестит невидимым песком.
В сгустившейся тишине оглушающе прокатился одинокий удар барабана. Потом еще один. Еще, еще.
Вскоре стало слышно, как каждый громкий, редкий удар предваряет тихая мелкая дробь. Невольно прислушиваясь к разрезающим тишину звукам, правитель вдруг заметил, как его дыхание начинает подстраиваться под удары. Два удара — вдох, два удара — выдох. Удары шли немного чаще, чем обычные вдохи и выдохи, и от избытка воздуха в голове немного помутилось. В паузах между гулкими сотрясениями к мелкой дроби добавились более частые удары. Поначалу еле слышные, они постепенно обретали звук и четкость.