— Значит, нужно раздразнить их так, чтобы кинулись на нас в течение ближайшей недели, — сделал вывод Посланник. Получится?
— Если будем действовать, как сегодня, — усмехнулся шериф, — то через неделю они или придут сюда, или мы перебьем их в постелях.
Пауки скрылись среди высокой болотной травы, отряд втянулся в ворота лагеря. Люди с облегчением скидывали тяжелые щиты, расстегивали пояса. Эй, кашевары! — громко заорал шериф. Где вас там носит?! Еду давайте.
— Птица! — завопил в ответ часовой. Костяная птица!
— Прячься! — Найл кинулся к земляному брустверу и распластался у его основания. Девушки, успевшие за годы скитаний убедиться, что Посланник Богини ничего не делает просто так, последовали его примеру.
Послышался резкий посвист, ослепительно белый силуэт стремительно проскользнул над самым частоколом, едва не царапнув его брюхом, и умчался дальше.
«Экраноплан, в просторечии глиссер, — вспомнил Найл, — летает на высотах трех-пяти метров, используя для повышения грузоподъемности уплотнение воздушного слоя над землей. Максимальная скорость — ноль восемь звуковой. Правитель хмыкнул. Вряд ли пилот на такой скорости, да с такой высоты способен хоть что-нибудь разглядеть, а уж тем более отреагировать».
Впрочем, попасть под случайный выстрел ему тоже не улыбалось.
— Возвращается!
Найл вскарабкался по брустверу, встал около частокола.
Пилот глиссера и вправду оказался не способен разглядеть мелкие цели вроде одиночных воинов, но вот широкий поток беженцев на дороге мимо его внимания не прошел. Стальная птица, залихватски посвистывая, промчалась над древним трактом, и от смертоносных звуков люди опадали целыми семьями. Глиссер умчался в сторону леса и лег там на бок, разворачиваясь для нового захода. Самое ужасное — крестьяне совершенно не представляли, как вести себя в такой ситуации, и продолжали идти по дороге, только втягивая от страха головы в плечи.
Посланник сжал руки в кулаки — зачем астронавты делали это? Почему?
Да, беженцам во время войны всегда достается больше всех. На протяжении двадцатого века во время второй мировой войны немцы расстреливали чужих беженцев с самолетов, чтобы создать заторы на дорогах; американцы во время корейских и вьетнамских войн расстреливали беженцев, чтобы расчистить дороги для своих отступающих войск; русские в Афганистане и Чечне стреляли по беженцам, потому, что подозревали в них солдат противника или перевозчиков оружие; самолеты НАТО бомбили беженцев на Балканах просто по ошибке, не очень разбираясь кто свой, а кто чужой. На зачем это делать сейчас?
Кого подозревают астронавты в уходящих на север крестьянах.
Правитель внезапно понял, что в этот раз глиссер нацелил свой полет на военный лагерь и торопливо скатился.
Спустя секунду стальная птица молниеносно просвистела над головой.
— Три-пять метров, — опять вспомнил Найл. — Для арбалета — не высота. Если сотня арбалетчиков даст залп, хотя бы две-три стрелы должны достать цель. Повредить не повредят, но хоть спугнут! Глиссер ушел за лес, и где-то там разворачивался для нового захода. Наверное, опять по беженцам стрелять станет — из-за леса примериваться к лагерю ему несподручно.
— Поруз! — закричал Найл.
— Да, правитель!
— А-а, — отмахнулся Посланник. Подготовить стрелков к выстрелу шериф не сможет успеть никак. Найл закрыл глаза и мысленно вызвал Дравига.
— Я слышу тебя, Посланник, — откликнулся старый смертоносец.
— Сконцентрируйся. Пусть пауки отдадут мысленный приказ всем арбалетчикам, которые их услышат, зарядить оружие и прицелиться в пустое место над дорогой, на высоте четырех метров. Стрелять по моему приказу.
Найл быстро забрался обратно на бруствер и прижался спиной к частоколу, вглядываясь в небо. Самим стрелкам в цель не попасть никак — слишком уж стремителен полет цели.
Вот в развилке между вершинами показался продолговатый крестик, быстро увеличивающийся в размерах…
— За-алп!!!
Глиссер качнулся с крыла на крыло и промчался над чередой крестьян, так и не издав смертоносного свиста. Спустя секунду он перескочил лес, ограждающий долину с юга, и растворился над линией горизонта.
Найл перемахнул частокол и побежал в сторону дороги.
Еще недавно сухая пыльная дорога превратилась в зловонную жижу, в которой плавала человеческая одежда. Кое-где в штанинах оставались куски ног, из рукавов выглядывали кисти рук, покачивались, не в силах выбрать точку равновесия, оставшиеся без тел головы. Среди месива Посланник вдруг заметил голову младенца — возможно, того самого, что улыбался из колыбельки пару дней назад.
Не в силах совладать с собой, правитель отвернулся.
— Кошмар… — не доходя нескольких шагов, остановился шериф.
— Поруз, — окликнул его Найл. — Предложи крестьянам задержаться до вечера в лагере. И найди кого-нибудь, способного внятно разговаривать. Нужно узнать, что же на самом деле творилось все это время в поселке.
— Не получится, — покачал головой северянин. Любой нормальный человек захочет как можно быстрее убежать отсюда подальше.
— Скажи, что ночью будет безопаснее. Птица не увидит.
Найл пошел назад к лагерю, и только сейчас заметил, что на одной из вышек нет часовых. Брошенные копья бестолково смотрели в разные стороны, а со смотровой площадки вниз тягуче капала темная слизь.
К счастью, потери составили только этих двух человек. Большинство землекопов и помогающих им стрелков в момент появления глиссера оказались в траншеях. Заметив опасность, они всего лишь прижались вниз — и влажная северная земля на деле доказала, что действительно способна заменить собой могучее каменное укрепление.
Арбалетный залп придал воинам еще больше бодрости. Каждый утверждал, что уж его-то стрела точно достигла цели. Если верить стрелкам — костяная птица теперь напоминала собой подушечку швеи, и только чудом ухитрилась долететь до леса, хотя по всем законам природы обязана была сдохнуть прямо здесь.
Бодрость войск радовала правителя. Уверенность в победе — половина успеха.
Из селян шерифу удалось разговорить только одного мальчишку. Все крестьяне, которым посчастливилось избежать смертельный посвистов глиссера, предпочитали рискнуть, уходя засветло, но не оставаться на этой проклятой земле ни на одну лишнюю минуту. Мальчишка же остался один, он сидел рядом с дорогой и бессмысленно смотрел на лужу, которая всего считанные минуты назад была его матерью, отцом и двумя сестренками. Наткнувшийся на него войсковой священник просто обнял паренька и увел с собой в лагерь. К вечеру бедолага немного отошел, и с ним стало можно разговаривать.
Правда, крестьянский ребенок плохо увязывал между собою слова — но обосновавшийся у стены палатки Дравиг старательно отлавливал возникающие в процессе повествования образы и со свой стороны «выстреливал» картинками в разумы слушателей.