Я был принят братом с веселым радушием, сестрой — с холодной сдержанностью. Не теряя бодрости, я попробовал сосредоточить свою волю, внушать ей различные желания: то встать с места, то дотронуться до какой-нибудь вещи, то взглянуть на меня. После немногих попыток она легко стала подчиняться силе моей мысли, и спустя некоторое время я сделал более решительный шаг.
Я поставил корзину великолепных цветов, каббалистически подготовил их и, наклонившись над ними, представил себе лицо Смарагды. Я мысленно заставил ее глаза глядеть на меня с любовью, ее ротик — нежно мне улыбаться и произносить ласковые слова. Напряжение моей воли было так сильно, что пот градом катился у меня по лицу, но, несмотря на усталость, я, не теряя времени, отправился к Мене в сопровождении невольника, который нес корзину.
Мены не было дома, но Смарагда меня приняла. Она сидела в небрежной позе на кресле из слоновой кости, играя с птицей редкой породы, и казалась еще прекраснее обыкновенного. Она приняла поднесенные ей цветы и стала вдыхать их аромат, я наблюдал за ней в томительном ожидании, и вдруг, к великой моей радости, молодая девушка с приветливой улыбкой повернула ко мне голову и пригласила сесть к ней поближе. Глаза ее блестели лихорадочным огнем, язык в точности повторил все нашептанное мною над цветами, которые ее маленькая ручка один за другим вынимала из корзины.
Довольный, я слушал се, и сердце мое было преисполнено надежды. Итак, путь к достижению цели найден, — эта прелестная женщина и часть громадного богатства Мены стоили такой трудной борьбы. Я встал, чтобы проститься. Смарагда, которая была бледна и, очевидно, чувствовала себя неловко, вздохнула с облегчением и, отвернувшись, вытерла себе лоб, покрытый потом. В эту минуту я вспомнил, что не внушал ей пригласить меня бывать почаще, — и мой жгучий взор остановился на ее смущенной головке. Почти в то же мгновение Смарагда подняла на меня глаза, взгляд ее был неподвижен, а губы дрожали.
— Приходи ко мне почаще, Пинехас, — проговорила она быстро.
Я вышел, сияя от радости, и с того дня приходил часто, упражняя и укрепляя свою тайную власть над молодой девушкой. Иногда она отказывалась принять меня, но мне достаточно было твердо пожелать противного, чтобы через минуту видеть запыхавшегося невольника, который бежал вслед за мной с приглашением вернуться к его госпоже.
Вполне уверенный в успехе, однажды утром я отправился к Смарагде.
Она встретила меня с мрачным и озабоченным видом, заметно избегая моих взглядов. Не обращая внимания на ее дурное настроение, я сел возле нее и, взяв из рук няни опахало из перьев, стал им обмахивать свою прелестную хозяйку. Затем я устремил на нее пристальный взор и сказал:
— Смарагда, чувства мои, конечно, для тебя не тайна. Хочешь ли ты быть моей женой? Мена так любит тебя, что, вероятно, не станет противиться твоему выбору.
Судорожное движение пробежало по лицу молодой девушки. Она хотела встать, но, поочередно бледнея и краснея, опять упала в кресло и прижала ко лбу свои трепещущие руки.
— Ах! — вдруг воскликнула она. — Ты околдовал меня, Пинехас. Я не хочу быть твоей женой, я не люблю тебя и хочу сказать «нет», а какая-то непостижимая сила заставляет меня говорить «да, я люблю тебя и принимаю твое предложение»… Что все это значит?
Она быстро наклонилась вперед, как бы думая прочесть на лице моем разгадку своих противоречивых чувств. Я был неприятно поражен, но не потерял самообладания.
— Что ты это говоришь, Смарагда, помилуй. Я околдовал тебя? Но ты совершенно свободна в своих действиях; и, если мое присутствие тебе неприятно, я тотчас уйду.
И я направился к дверям, в то же время мысленно заставляя ее произнести слова:
— Останься, Пинехас, я люблю тебя.
В эту минуту Смарагда машинально повернула ко мне свой потускневший взор и прерывающимся голосом пролепетала:
— Останься, Пинехас, я люблю тебя.
Торжествуя, я бросился к ней с раскрытыми объятиями, но, прежде чем успел ее поцеловать, в комнату вошел Мена. Оттолкнув меня, Смарагда бросилась к брату.
— Это неправда, неправда, — воскликнула она, — я не люблю его, я сказала это против воли. Брат, защити меня от этого ужасного человека…
Она судорожно зарыдала и в изнеможении рухнула в кресло.
Ошеломленный Мена вопросительно смотрел на меня. Я увел его в другую комнату и подробно передал ему происшедшую сцену, притворившись, что совершенно не знаю ее причины и могу ее приписать только непонятному капризу молодой девушки. Выслушав меня, Мена с недоумением пожал плечами, но затем обнял меня, назвав своим братом, и пригласил прийти завтра повидаться с невестой.
Когда на следующий день я пришел в его палаты, то узнал, что Смарагда на некоторое время удалилась в храм Изиды, а еще на следующий день невольник принес мне небольшой папирус, на котором были написаны следующие строки: «В храме великой богини меня освободили от власти, которую ты приобрел надо мной, и сказали, что если я хочу сохранить свободу своей воли, то не должна больше с тобой видеться. Избавь же меня от своих посещений и не ищи со мною встречи. Я никогда не буду твоей женой, потому что я не люблю тебя».
Прочитав это послание, я потерял от ярости всякое самообладание.
Несколько дней прошли не знаю как: бешенство и жажда мести до того поглощали меня, что я был глух и слеп ко всему окружающему. Энох возвратился и, по-видимому, был чем-то очень занят и озабочен. Но я думал только об одном: неужели наука бессильна? Если нет, то она должна доставить мне новые орудия для достижения моей цели.
Однажды вечером, мрачный и унылый, я лежал у себя в комнате, как вдруг кто-то сильно потряс меня за плечо.
— Опомнись, Пинехас, и вставай, — произнес голос Эноха. — Как можно предаваться такому бездействию? Пойдем, я хочу представить тебя одному гениальному человеку, который, может быть, составит твое счастье.
Я машинально встал и последовал за ним.
Мы молча прошли сад и многочисленные улицы города; стеснение в груди мешало мне говорить. По выходе из городских ворот нас ждала колесница, мы сели в нее, и Энох погнал лошадей. Быстрая езда принесла мне пользу: вечерний ветер освежил мою пылавшую голову, но сердце продолжало болезненно биться. Я никак не мог свыкнуться с мыслью, что все мои планы уничтожены и Смарагда для меня навсегда потеряна.
Мы остановились у загородного дома Эноха. Невольник принял от нас экипаж и лошадей, а мы вошли в дом. Спутник мой исчез, и я остался один в большой зале, где в первый раз встретился с Аменофисом. Там были приготовлены на столе блюда с жарким, фруктами и сладкими пирожками. Я прошел залу не останавливаясь, поднялся на плоскую кровлю и, облокотившись на перила, стал любоваться чудным видом, который расстилался внизу.
Дача Эноха была построена на холме, и с этой высоты обширный город был виден как на ладони, со всеми своими дворцами, храмами, укреплениями и массивными воротами. Освещенные лунным светом, тихо и величественно катились воды Нила, отражая на своей зеркальной поверхности группы пальм с их густолиственными вершинами, здания, возведенные на берегах, а в самой дали — колоссальный силуэт массивных построек храма Изиды.