– Вы первыми увидели это на Четвертом, ребята, – как священник выругался в общественном месте. Уверен, многие последователи Преподобного Барнетта задумаются, куда катится этот мир…

Молодой проповедник взорвался гневом, слыша слова этого наглого типа, но решил хранить терпение и молить Бога о том, чтобы его наказание пришло позже. Сейчас его беспокоила лишь судьба этого туза, джокера, кто бы он ни был, который спас его. Он стал на колени рядом с ним. Умирающий все глубже погружался в асфальт. Санитар присел рядом, озадаченно глядя на обоих.

– Спасите его! – выпалил молодой проповедник. – Вы должны спасти этого человека!

– Как? – беспомощно спросил санитар. – Я не знаю, что с ним, и… кроме того, я не могу даже коснуться его!

Это было правдой. Руки санитара прошли сквозь тело горбатого, он вскрикнул, отдергивая их, и тут же спрятал в подмышки, дрожа так, будто оказался на сильном морозе. Молодой проповедник вспомнил ощущение холода, то, которое у него было, когда он решил, что умирает. Небольшой, темный отголосок этого ощущения все еще гнездился в его душе, будто навязчивый призрак.

Он понял, что горбатому не поможет ни санитар, ни кто-либо еще. Горбатый превращался в бледный силуэт. Прямо на глазах проповедника он погрузился в асфальт еще на сантиметр. Остекленевшие глаза бедняги глядели в небо, он с трудом дышал, так, будто вдыхаемый им воздух не давал ему ни капли жизни.

– Кто ты? – спросил Лео. – Как нам помочь тебе?

Человек моргнул. Сложно было сказать, насколько он осознает себя.

– Меня зовут… Квазичеловек, – прошептал он. – Никогда еще не ощущал такой тяжести… так тяжело… так тяжело собрать себя вместе, даже сейчас.

Он кашлянул. Молодой проповедник оглянулся и увидел Белинду Мэй, присевшую рядом.

– Ты в порядке? – вежливо, но холодно спросил он.

– Да, – ответила она. – Что с тобой случилось?

– Не знаю, но, похоже, в этом замешан этот человек.

– Боже! Я его вспомнила! Лео, ты должен помочь ему.

– Как? Я даже коснуться его не могу.

В глазах Белинды Мэй появился знакомый озорной огонек.

– Ты священник, – сказала она тоном, очень похожим на тот, которым она сказала, что хочет залезть с ним в кровать. – Исцели этого беднягу!

Прошло уже много лет с тех пор, как молодой проповедник исполнял исцеление с помощью веры. Он отказался от таких поступков потому, что ему так посоветовали. Сказали, что в репортаже это не выглядит должным образом. Особенно – для человека, планирующего баллотироваться в президенты.

Несмотря на это, он не мог позволить этой благородной душе пропасть попусту. Нет, если в его силах… в силах Господа сделать это. Он поглядел на небо. Грозовые тучи озарялись вспышками далеких молний, грохот грома был едва слышен. Он глубоко вдохнул. Мысленно потянулся к тучам и к земле, спрятанной под асфальтом города, к первобытным силам творения. Собрал их воедино в своем духе, сконцентрировал в один шар энергии.

И погрузил руки в Квазичеловека. Целая гамма ощущений пронизала его, ощущений миров, которые он не познает никогда, по крайней мере, при жизни. Он заставил себя успокоиться, заставил себя игнорировать холод, игнорировать зуд в руках и жуткое онемение в пальцах.

И тогда, когда понял, что достиг успеха, сказал со всей страстью и пылом:

– Исцелись, Богом проклятый сукин сын! Исцелись!

XIII

Этим вечером у Грани погибли более пятидесяти человек. Еще более ста получили серьезные ранения. Но кровопролитие, пусть оно и было упомянуто в новостях, не стало главной их темой. Как и заголовком первых полос большинства газет по всей стране. В конце концов, бандитские разборки шли в городе уже некоторое время, и тот факт, что десятки невинных гибли, попав под ожесточенный огонь, был прискорбным, но не слишком влияющим на повседневную жизнь общества, поэтому он не был главной новостью.

Между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом есть большой промежуток, который зовут Сердцем Америки. И для людей, живущих здесь, главной новостью было то, что преподобный Лео Барнетт объявил о намерении баллотироваться в президенты Соединенных Штатов. И о том, что он возложил руки на какого-то беднягу-джокера, вернув его из невольного путешествия в неведомые земли. Совершил то, чего еще никто прежде не совершал, – исцелил джокера силой одной лишь своей веры. Доказал, что величайшая сила на земле – любовь к Господу и Иисусу Христу, и часть этой любви он вложил в тело создания, оскверненного мерзким инопланетным вирусом. Даже либеральные каналы новостей, транслировавшие это событие по всему миру, были вынуждены признать, что преподобный Лео Барнетт совершил потрясающий поступок. Возможно, этого и недостаточно, чтобы избрать его президентом, но, определенно, это выделяло его на фоне остальных.

На пользу пошло и то, что сразу после исцеления джокера, убедившись, что тот жив, когда санитары положили исцеленного на носилки, преподобный Лео Барнетт не стал консультироваться с советниками, не стал ждать результата того, как его действия оценят окружающие, а просто подошел к репортерам, ощетинившимся камерами и микрофонами, и сказал, что Господь открыл ему, что пора объявить о своем намерении баллотироваться в президенты. Он ясно и четко показал, что способен принять решение и действовать соответственно.

Преподобный Лео Барнетт сразу же значительно улучшил свою позицию в рейтингах. Безусловно, некоторые из избирателей немного обеспокоились тем вопросом, что это он делал рядом с Гранью, особенно в связи с фактом снятого номера в отеле и молодой сотрудницы миссии, которая также там зарегистрировалась. Но, в конце концов, ни один из фигурантов не в браке. Пошли слухи, которые никто не подтверждал, но и не опровергал, что скоро будет объявлено о помолвке. Женщины из демократов, как оказалось, особенно впечатлились тем, что преподобный Лео Барнетт, возможно, нашел свою любовь и свою судьбу в политике в один вечер. Если так, то, возможно, все это кровопролитие было не напрасно.

...

Джордж Мартин «Вся королевская конница»

III

Свалка находилась недалеко от замасленных прибрежных вод Нью Йорк-Бей, в конце Хук Роуд. Том добрался туда рано, открыл висячий замок и распахнул ворота высокого сетчатого забора. Он припарковал «Хонду» возле покосившегося сарая с жестяной крышей, где Джой ДиАнжелис когда-то жил со своим отцом, Домом, в те дни, когда свалка была действующим предприятием, и сидел, сложив руки на руле и погрузившись в воспоминания.

Он проводил бесчисленные субботние вечера в сарае, когда тот был еще обитаем, читал старые выпуски «Джетбоя» Джою, после того как они стащили подборку комиксов из костра, устроенного родительским комитетом.