Поведение отца Говарда дало еще больший повод для беспокойства, потому что тот захотел обсудить с лордом Амхерстом работы своего сына. Он утверждал, что, хотя Говард и одаренный мальчик, его сыновья Уильям, Вернет и Сэмюель и даже дочка Эми намного талантливее Говарда. Чтобы прекратить придирки отца к работам Говарда, а Картер-старший настаивал, что у его сына слабые мазки, лорд Амхерст собрал рисунки и не без иронии заметил: лично ему кажется, что как раз у Говарда достаточно сильные мазки.
Говард, раскрасневшись, со стороны наблюдал за этой сценой и беспомощно искал возможность прервать визит своей семьи. Он всегда чувствовал, что родственники пренебрегают им и относятся к нему как к ненужному придатку; теперь же Говард проклинал их за эту попытку навязать свою дружбу. Он отдал бы все, чтобы его мать, отец и тетки немедленно растворились в воздухе. Они больше не вписывались в его жизнь.
Дабы избежать возможной компрометации, Говард в бессилии развернулся и вышел на улицу. В отчаянии он пошел к мосткам на пруду и сел, уставившись на воду. Отец его еще никогда не хвалил, значит, Говарду можно было не обращать внимания на его критику. Он со злостью плюнул в воду.
Говард не знал, как долго сидел на мостках в таком подавленном состоянии, когда вдруг услышал шорох за спиной. Испугавшись, он обернулся и увидел мать. Говард ничего не сказал, молчала и Марта Картер. Совершенно неожиданно она опустилась рядом с ним на мостки.
– Как быстро летит время, – произнесла она, глядя вдаль.
Говард не счел нужным реагировать на эту глубокомысленную фразу матери. Он ждал, что она с минуты на минуту начнет выводить арии. Это было в ее стиле, так она компенсировала вялотекущий разговор или другие неловкости.
Но, к его удивлению, она продолжила говорить:
– Ты уже стал совсем взрослым мальчиком, ты сам идешь по жизни. Я горжусь тобой. Иногда я корю себя, что у меня не хватало на тебя времени. Мне очень жаль, Говард. Но ты ведь знаешь, что ты был одиннадцатым. Тут гибнут все намерения. Женщине не дано выбирать, сколько детей иметь. Если бы это зависело от меня, то сегодня у нас было бы трое. Но тогда и тебя не было бы на свете!
Слова матери поразили Говарда. Она еще никогда так с ним не говорила. Охваченный сильными переживаниями, он хотел сказать: «Какого черта, почему ты с этим пришла ко мне только сегодня? Почему ты раньше не нашла для меня серьезных слов? Это помогло бы мне больше, чем все остальное». Впервые в жизни он ощутил симпатию к матери.
Говард хотел ответить, но, прежде чем он успел это сделать, до них донесся настойчивый голос Сэмюеля Картера:
– Марта, мы уезжаем!
Не проронив ни слова, маленькая изящная женщина поднялась. Она бросила на Говарда быстрый печальный взгляд. Но перед тем как развернуться и уйти к экипажу, который ждал у городского дома, она молча обняла Говарда.
Он сам не понял, как это произошло, откуда взялось столько нежности и материнской любви. Говард, отрешенный, реагировал сдержанно. Он не осмелился ответить на ее объятия взаимностью, просто стоял, опустив руки, будто был без сознания.
– Марта, мы уезжаем! – повторил Сэмюель Картер, на этот раз с угрозой, как отдавший приказ генерал.
Миссис Картер села рядом с ним в экипаж. Фанни и Кейт приветливо помахали Говарду.
– Не могу ни на что пожаловаться! – крикнул Сэмюель Картер на прощание и стеганул кнутом по спинам лошадей.
На своего сына Говарда он даже не взглянул.
Когда экипаж исчез за поворотом, Говард еще какое-то время стоял столбом. Постыдное поведение отца, матери и теток казалось ему сплошным кошмаром, после которого он проснулся и понял, что все это было на самом деле.
Говард пребывал в замешательстве, а в голове носились мрачные мысли. И тут к нему подошел лорд Амхерст. Говард боялся самого страшного.
– Милорд, – начал он прежде, чем лорд успел сказать хоть слово, – я должен извиниться за поведение своего отца. Он немного странноват, и ему не хватает манер. Я и не предполагал, что он может явиться в Дидлингтон-холл.
Лорд Амхерст успокаивающе поднял руки.
– Вам не за что извиняться, мистер Картер. Родителей не выбирают. Впрочем, я хотел попросить у вас снисхождения за мои вчерашние слова. Алисия хорошо прочистила мозги своему отцу. Она заверила, что между вами лишь дружеские чувства, а девушка на рисунке – это не она, а плоды фантазии, свойственной художникам. Это ведь так, мистер Картер?
Говард с признательностью посмотрел на собеседника.
– Конечно, милорд. Алисия – очаровательная девушка, но, если позволите такое выражение, для меня она скорее добрый приятель. В любом случае я никогда бы не решился приблизиться к ней с недобрыми намерениями. С позволения сказать, мне вообще не нравятся рыжеволосые женщины!
Это высказывание полностью убедило лорда Амхерста. Он понимающе кивнул и сказал:
– Вы должны понять мое вчерашнее волнение, мистер Картер! Алисия – младшая из моих дочерей, она словно неоперившийся птенец. В отличие от своих сестер девочка ведет себя несколько дико и необузданно, к тому же необдуманно. Мне постоянно приходится ограждать ее от всяких глупостей. У Алисии в голове тысячи мыслей разом. То она вдруг хочет вступить в социалистическую партию, то желает писать романы под мужским псевдонимом как Джордж Элиот. Недавно Алисия заявила, что обладает шестым чувством и потому ее нужно обследовать, показав настоящему профессору из Кембриджа. Я бы с удовольствием попросил у Господа дочь с более смирным характером.
Они вместе вошли в дом – через парадный ход, что с удовольствием отметил про себя Картер.
Наступила зима, и в Норфолке дни стали такими короткими, что солнце едва успевало показаться над горизонтом. Безграничное молочно-серое небо без облаков распростерлось над зимним ландшафтом, на горизонте сливаясь с землей. Если летом Сваффхем еще как-то завораживал своими старыми кирпичными домиками с увитыми плющом фасадами, то зимой пустынные переулки, по которым гулял ледяной северный ветер, навевали лишь безутешную тоску. К равнодушию местных жителей в этот период примешивалось какое-то самосозерцание. И, как везде в Англии, люди пытались избавиться от этого состояния, которое повторялось из года в год, – они топили его в алкоголе. Никто не удивлялся, когда уже в обеденное время шатающиеся горожане бродили по улицам, пытаясь бороться с силой тяжести.
Около трех часов дня, незадолго до наступления темноты, можно было видеть, как Чарльз Чемберс неуверенным шагом пересекал рыночную площадь, откуда он прямиком направился к школе для девочек. Широкое черное пальто и широкополая шляпа придавали ему вид злого человека, с которым лучше было не связываться.
Перед входом в школу Чемберс, словно фокусник, вынул из-под полы букет цветов, торопливыми движениями поправил одежду и подергал за шнур дверного колокольчика, который свисал с металлического уголка.