Леонардо да Винчи действительно умер на руках у короля Франциска, он многое успел придумать для замков Франции, многое только начертил или нарисовал, он оставил множество неразгаданных записей и несколько своих любимых картин, в том числе таинственно улыбающуюся даму. Мона Лиза… Кто это? – гадала Екатерина. Она подолгу вглядывалась в чуть странноватое спокойное лицо, улыбка, нет, даже не улыбка, а лишь легкий намек на нее, который волновал душу. Герцогиня решила обязательно узнать, кого же именно изобразил великий мастер на загадочном портрете и почему возил его с собой.
Генрих злился: его жена который день то слушает рассказы короля и окружающих, даже старых слуг, об итальянце, то таращит свои большие глаза на портрет! А ему так хотелось предаться отрывочным детским воспоминаниям об этом замке. Герцог даже вспомнил, что вон там за поворотом есть маленькая ниша, в которую он норовил спрятаться от няньки, а там дверь, ведущая на лестницу…
Однажды он все же решил показать Екатерине замок по-своему, как он помнил. Схватив юную женщину за руку, потащил по переходу, намереваясь удивить, та почти бежала, не возражая и понимая, что сейчас произойдет что-то необычное. Впервые за столько недель муж рядом с ней был взволнован, это хороший признак, значит, у него для нее есть что-то удивительное! Сердце Екатерины замирало от предвкушения счастья…
Генрих остановился перед голой стеной в совершенной растерянности. Супруга переводила взгляд с лица мужа на стену и вдруг поняла: там раньше, во времена его детства, что-то было!
– Генрих, здесь был тайный ход в сказочные владения?
Сказано восхищенным шепотом. Екатерине очень хотелось подыграть мужу, стать его единомышленницей, знающей маленький секрет его жизни. Другой бы откликнулся, но Генрих почему-то дернулся и вдруг потащил ее дальше. С трудом разыскав другой ход, он все же привел ее к той самой стене с нишей. И снова замер – ниши не было! Той самой ниши, его тайного, укромного уголка из спокойного детства не было!
Екатерина пыталась что-то говорить о бестолковости перестройщиков, о том, как часто они закладывают очень важные двери или ниши… кажется, даже о том, что у нее в детстве в монастыре тоже было любимое укромное местечко…
– Я пряталась там от охранников и подолгу сидела в одиночестве…
Екатерина девочкой перенесла куда больше своего супруга: оставшись полной сиротой с первых дней жизни, она недолго воспитывалась у добрых родственников, став заложницей в борьбе, а потом и вооруженном противостоянии двух враждующих сил во Флоренции. Но даже при смертельной угрозе девочка не только не сдалась, но и не струсила, а ведь ее намеревались отдать в дом терпимости либо поставить обнаженной на стены осажденной крепости, чтобы посмотреть, как погибнет под снарядами последняя из Медичи! Совсем ребенок, Екатерина, проезжая среди бушующей толпы через зачумленный город, не опустила голову, смело глядя в озлобленные лица своих мучителей. А ведь она не знала, что везут не на смерть, а просто в другой монастырь. Пока в другой… На счастье девочки, войска папы сумели взять город раньше, чем она была опозорена, заразилась чумой или попросту оказалась убитой.
Казалось бы, их должны объединять вот такие воспоминания, ведь они совсем детьми побывали в заточении без защиты и с риском для жизни, но упоминание монастыря сыграло злую шутку. Генриху вспомнились слова Дианы о ладане, сразу показалось, что вокруг запахло чужим, и накатила тоска, потому что нельзя вернуться в то самое счастливое детство, в спокойные годы, когда он чувствовал себя защищенным и любимым хотя бы кем-то. Теперь его любит только Диана де Пуатье! – в этом Генрих был совершенно уверен. А эта пучеглазая болтушка не может почувствовать и десятой доли того, что чувствует он сам!
В сердце юноши, почти мальчика, произошло страшное для их будущих отношений разделение, теперь для Генриха чувство спокойствия, защищенности, всего светлого и радостного, что шло из раннего детства, оказалось связано с Дианой де Пуатье, а все опасное и заставляющее напрягаться – с Екатериной. Это было очень плохо, потому что отныне Генрих подсознательно воспринимал жену как напоминание о тяжелой поре, в то время как красавицу Диану – как вестницу счастья. Возможно, сыграла свою роль и разница в возрасте, все же Диана была сродни матери, а Екатерина ровесница, которой он еще и был что-то должен! Например, постараться, чтобы она забеременела.
Екатерина не могла понять, что произошло, ведь так хорошо все начиналось! Вспоминая каждое свое слово, бедная девушка не находила ничего такого, что могло обидеть мужа. Почему он замкнулся? Разве она виновата в том, что стену заложили? Герцогиня постаралась не подавать вида, что тоже обиделась, в конце концов, нужно считаться и с ее чувствами, у нее тоже было трудное детство, и она не виновата в прошлых бедах Генриха. Но обиды хватило ненадолго, понимание, что супругу плохо и его надо пожалеть и приласкать, быстро прогнало плохие мысли, Екатерина попыталась еще раз начать разговор:
– Здесь так красиво… Понимаю, почему вы так любите этот замок, одни башенки чего стоят. А вы можете показать какие-нибудь потайные уголки в саду, наверняка были и такие?
– Нет! – словно отрезал Генрих, разворачиваясь, чтобы уйти. И все же она была разумней своего нервного супруга, Екатерина тихонько окликнула мужа:
– Генрих, а вы помните любимые места своей матери?
На мгновение, всего на мгновение он замер, она нашла то, о чем ему очень хотелось говорить, – мать! Лицо расправилось, глаза стали добрее, и тут… снизу раздался веселый смех Дианы де Пуатье! Все внимание герцога мгновенно переключилось на красавицу. Ему уже не было нужно сочувствие и понимание супруги, приехала его наставница. Дернув плечом, Генрих умчался встречать Диану.
Глядя ему вслед, Екатерина едва не залилась слезами. Неужели такое будет длиться долго?! Но она тут же возразила сама себе: нет, сегодня она владела вниманием мужа, пусть недолго, но владела, значит, сможет еще, сумеет, переборет…
Однако супруг стал появляться в спальне только по утрам, он входил быстрым шагом, кланялся, почти не глядя на нее, желал доброго утра и… удалялся! Екатерине страшно хотелось броситься следом, обхватить Генриха руками, прижаться к нему, покрыв лицо поцелуями. Возможно, это пробудило бы в нем хоть какие-то чувства? Но гордость не позволяла так унижаться, кроме того, чувства могли быть совсем не в ее пользу, от любви до ненависти и обратно маленький шаг, и тому, кто стоит посередине, так легко качнуться в любую сторону! Опасаясь вызвать у мужа откровенную неприязнь, Екатерина старалась делать вид, что весьма довольна положением, словно так и должно быть.
«Ничего, я завоюю его постепенно, я стану самой привлекательной дамой двора, завоюю сначала настоящую дружбу короля, это приведет к вниманию Генриха!» – оставалось утешаться такими мыслями. Но Екатерина не просто утешалась, она многое делала для своего освоения в мире придворных страстей.
Ее портнихе и трем приданным для такой работы девушкам всегда находилась работа. Они ежедневно что-то перешивали, переделывали, украшали, зато юная герцогиня Орлеанская (Екатерина приобрела этот титул вместе с замужеством) стала почти законодательницей моды при дворе. Блеска добавляли роскошные, умело подобранные украшения юной герцогини. Король не раз обращал внимание на то, что для четырнадцатилетней девушки его сноха очень умна и выдержанна, к тому же умело лавирует среди самых разных группировок двора, оставаясь со всеми в хороших отношениях.