Родовое проклятье | Страница: 46

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– И тогда я вспомнил о вас, – с натянутой усмешкой закончил он. – Ведь вы – единственная родственница Софьи Николаевны, и, вероятно, она написала вам о своем нахождении при первой же возможности. Это ведь правда?

– Да, она мне пишет, – медленно, глядя прямо в светло-серые глаза, сказала Анна. – Она действительно не нашла этого… Чаева, но смогла устроиться в другую труппу и сейчас играет на сцене.

Анна замолчала. Молчал и Черменский, выжидательно глядя на нее. Когда молчание стало уже неприличным, он со вздохом сказал:

– Анна Николаевна… Разумеется, я не могу ничего от вас требовать. Вы вправе опасаться за свою сестру, вправе не доверять первому встречному, коим я для вас являюсь, но… Но я, собственно, явился к вам просить руки вашей сестры, и…

– Как? – Анне показалось, что она ослышалась. Черменский повторил. Анна взялась пальцами за виски, недоверчиво улыбнулась: – Руки Софьи? Вот так, без приданого? При всей сомнительной нашей репутации? Мне ведь известна ваша семья, Владимир Дмитриевич, я была представлена когда-то вашему отцу, генералу Черменскому. Насколько я могу знать, вы богаты.

– Я единственный наследник отца.

– Я не буду расспрашивать об обстоятельствах, из-за которых вы не живете дома, но… Вы еще не лишены наследства?

– Надеюсь, нет, – серьезно ответил Владимир. – По крайней мере, причины для этого не существует.

– И тем не менее вы готовы жениться на Софье?

– Да.

– После того, как были знакомы с ней один день?

– Одну ночь, – машинально ответил Владимир. И тут же скулы его залились горячим румянцем. – Бог мой, Анна Николаевна… Ради бога, простите меня, я не имел в виду… Вот болван! Вы, конечно, можете мне не верить, вы меня не знаете, но клянусь честью…

– Я знаю Софью, – спокойно остановила его Анна. – Разумеется, между вами ничего не могло быть. Скажите, она… м-м… знает о ваших намерениях?

– К сожалению, нет, – пожал плечами Владимир. – У меня не было возможности…

– Так напишите ей, Владимир Дмитриевич, – улыбнувшись, сказала Анна. – И отправляйтесь сами вслед за письмом. Вам надобно спешить, вы должны понимать, что такое жизнь актрисы. Выгодный ангажемент из соседней губернии – и опять не найти следов.

– Вы согласны? – Владимир вскочил из-за стола.

– Согласие вам даст Софья. Со своей стороны скажу, что не буду мешать. Напишите ей прямо сейчас, я сообщу вам адрес. И сядьте, ради бога, вы сейчас перевернете стол.

Садиться Владимир не стал. Обойдя стол, он взял протянутую руку Анны, бережно поцеловал ее. Серьезно сказал:

– Теперь вы всегда и во всем можете рассчитывать на меня. Надеюсь всегда оставаться вашим другом. Даже в том случае, если Софья Николаевна мне откажет.

– Надеюсь, что не откажет, – также без улыбки ответила Анна. – Оставайтесь здесь, Владимир Дмитриевич, Даша сейчас принесет вам перо и бумагу. А меня извините, я покину вас ненадолго.

Когда спустя полчаса Анна вновь вошла в зеленую гостиную, Владимир спал, неудобно прислонившись к жесткому диванному валику. Несколько листов бумаги, скомканные, лежали на скатерти, один, сложенный вчетверо, был прижат чернильницей. Свечи оплыли почти до основания и угрожающе мигали, готовясь погаснуть. С минуту Анна колебалась; но затем все же прокралась на цыпочках к столу, приподняла чернильницу и развернула письмо.

Оно было коротким. Последние строки Анна дочитывала с улыбкой. Закончив, она аккуратно сложила бумажный лист, снова подсунула его под чернильницу, прикрыла молодого человека своей тяжелой шалью и задула свечи.

Рано утром, еще в сумерках, Владимир вышел из дома Анны. Хозяйка, несмотря на предрассветный час, сама вышла проводить его и стояла рядом с ним у крыльца.

– Простите меня еще раз, Анна Николаевна, – сокрушенно каялся Владимир. – Просто позор: заснуть на диване в чужом доме, как пьяный гусар у… Впрочем, неважно.

– В самом деле неважно, – зевнув, улыбнулась Анна. – Боюсь только, что диван этот слишком жесткий. Вряд ли вы хорошо выспались.

– Спал как сурок, – развеял ее сомнения Владимир. – Поверьте, после привокзальных гостиниц ваш рекамье – просто облако в раю.

– Когда вы отправляетесь?

– Прямо сейчас.

– Что ж, счастливого пути. Ваше письмо я отправлю нынче же сама.

– Благодарю вас, Анна Николаевна, – снова сказал Владимир. Анна улыбнулась, кивнула и шагнула назад, за дверь. А Владимир быстро зашагал по заметенной снегом тропинке к калитке.

Вдоль забора прыгал по сугробам замерзший Северьян.

– Знаете что, Владимир Дмитрич, свинство это! – сердито заявил он, когда Владимир приблизился. – Обещали до ночи в гостиницу явиться, а сами?.. Мне что думать прикажете? Что вас зарезали в переулке где-то? Неужто упредить не могли? Я полночи в гостинице как на гвоздях просидел, а вторые полночи, как цуцик, здесь, под забором, пропрыгал… Спасибо, горничная в этом дому жалистная, пустила в кухню…

– Ты не упер чего? – подозрительно спросил Владимир.

– Да как же можно-то у будущей родни? – оскалил зубы Северьян. – Ну дак что, Владимир Дмитрич? Просватал я вас?

– Почти что так… Да что ты ржешь, дурак? Есть хочешь?

– Нет еще…

– Ну, так поехали на вокзал! Может, еще успеем на утренний! Лови извозчика!


На Ярославском вокзале толпился народ: ждали прибытия поезда. Уже рассвело, серое небо обещало вновь рассыпаться снегом, под ногами у извозчичьих лошадей сновали воробьи, пронзительно голосили торговки бубликами и сбитнем, по зданию вокзала шли обмотанные платками бабы, мужики в серых малахаях и растрепанных шапках, дамы в строгих платьях и полушубках, господа в приличных пальто с куньими воротниками, торговцы-татары, цыгане, оборванцы всех мастей… Две усталые проститутки сонно переговаривались у выхода на площадь; одна безуспешно пыталась закурить на ветру папиросу. Владимир подал ей огня; жестом отверг вялое предложение «прогуляться до фатеры» и огляделся в поисках убежавшего к кассам Северьяна. Того не было видно. Владимир отошел к путям, достал пачку папирос, вытащил одну, закурил… и выронил папиросу на снег, услышав внезапно за спиной знакомый, чуть дребезжащий стариковский голос:

– Осподи! Владимир Дмитрич? Неужто вы?!

Владимир обернулся. Перед ним, широко открыв рот и слезящиеся, покрасневшие от ветра глаза, стоял старый Фролыч – управляющий отцовским имением.

– Это я, Фролыч, – растерянно сказал он. – Здравствуй. Да что ты, право, вздумал…

– Осподи… Владимир Дмитрич… – Старик, протяжно шмыгнув носом, поцеловал упирающегося Владимира в плечо и попытался было чмокнуть и руку, но ее Владимир успел отдернуть. – Осподи, вот ведь встреча-то… А мы-то уж… Мы-то уж чего только не думали… Думали, что сгинули вы навек, что и свидеться не доведется… Ведь пять лет цельных… Почитай, сиротами остались…