Радует только одно: они не мучились. Смерть была страшной, но мгновенной.
Несомненно, не меньше скелетов было бы найдено и на берегу близ Помпеев и Стабий, но, во-первых, берег отступил далеко в море, столько пепла и камней накидал Везувий во время этого и последующих извержений, во-вторых, проводить раскопки на побережье просто невозможно, никакие извержения (а Везувий очень активный вулкан) не могут вынудить людей уйти из этих мест. Побережье плотно заселено, все останки просто под ногами у ныне живущих, надежно укрытые толстым слоем вулканических выбросов, накопившихся за время многочисленных извержений (только в ХХ веке Везувий сильно извергался дважды — в 1906 и 1944 годах, а небольшие «показательные выступления» в виде лавы или выброса пепла без пирокластических потоков устраивает, как и другой вулкан — Этна, почти ежегодно).
Есть те, кто оспаривает месяц извержения: не август, а октябрь, потому что уже было готово вино… те, кто оспаривает сам год: не 79-й, а 1631-й, и ставит знак равенства между Помпеями и Аннунциатой просто потому, что Помпеи были морским портом, а нынешние раскопки далеко от побережья… оспаривает саму возможность гибели двадцатитысячного населения Помпей, четырех тысяч Геркуланума и еще многих и многих тысяч на побережье и на склонах горы…
На все это можно возразить. Почва вокруг Везувия была столь плодородна, что позволяла собирать даже не два, а три и четыре урожая в год! Фактически круглый год вулкан подогревал землю, а слои прежних вулканических отложений — богатейшая кладовая минералов, это даже лучше сапропеля и чернозема. Потому и урожай собирали почти круглый год, и вино делали тоже.
Помпеи были морским портом, потому что за время, прошедшее после этого извержения (а оно далеко не первое), Везувий выбросил такое количество породы, что море именно в месте расположения Помпей отступило далеко в залив. Со Стабиями так не получилось, потому что они расположены практически на скале.
А несчастным двадцати тысячам людей было просто некуда деваться. К тому же никто не понимал настоящей опасности, к постоянным землетрясениям привыкли, научились быстро восстанавливать города и строить все более сейсмически крепкие дома. А вот о пирокластическом потоке никто и слыхом не слыхивал, он образовывается достаточно редко, только если конус вулкана в процессе сильного извержения проваливается сам в себя. Такого до тех пор на людской памяти не бывало, потому и были несведущи…
Но как бы ни спорили, факт извержения (и не одного) неопровержим, гибель людей тоже, то, что они погибли именно от пирокластического потока и лишь потом были засыпаны пеплом, доказано.
Но этот же пепел сохранил для потомков почти нетронутой жизнь далеких предков. В Геркулануме обуглились от высокой температуры, но остались целыми предметы мебели, многочисленная домашняя утварь, даже свитки роскошной (1800 томов!) библиотеки одной из вилл, предположительно виллы, построенной Луцием Кальпурнием Пизоном — третьим тестем Юлия Цезаря.
Не все удается восстановить, временами откопанные с огромным трудом здания попросту рушатся, потому что вода и ветер за несколько лет способны уничтожить то, что пролежало под слоем пепла почти две тысячи лет.
Но люди все равно помнят жертвы Везувия, в каком бы веке они ни случились, потому что вулкан до сих пор опасен и шутки с ним плохи! Не только с Везувием, любой вулкан опасен. Именно вулканы, а не потепление способны уничтожить жизнь на прекрасной планете Земля, хотя именно они эту жизнь в большей степени и стимулировали, и создали миллионы лет.
А Юста и Гай?..
Они с друзьями сумели выжить, пересидеть пирокластические потоки там, куда раскаленные газы не долетали. На их счастье, пошел сильный дождь, которого ждали весь август, не позволивший загореться лесу.
Сколько времени прошло, не понимал никто. Марк сходил к ручейку и, вернувшись, с прискорбием сообщил, что после того, как тряхнуло, тот вообще исчез. Дождь, который шел, был уже без пепла, но пить эту воду все равно нельзя, умываться ею тоже.
Решили потерпеть, потому что далеко на западе уже светлело, солнце напомнило о том, что оно существует. Марк сказал, что, как только станет чуть светлей, он попробует поискать еще один родничок, может, тот сохранился.
Мрак рассеялся только через день, хотя бедолаги не представляли, сколько прошло времени. Когда тучи разошлись настолько, что стал виден залив, Марк, у которого было самое острое зрение, сходил на вершину горы и, вернувшись, долго сидел молча. Остальные и без объяснений поняли, что все очень плохо.
— Помпеев больше нет вообще. Стабий тоже. Море отступило и теперь имеет совсем иной берег.
— А Геркуланум? — осторожно спросила Юста.
— Там ничего не видно, скорее всего, тоже…
— А Сорренто? Куда нам идти, если и его нет? — забеспокоилась Фульвия.
— В ту сторону отсюда ничего не видно. Но пеплом засыпано все только до Молочных гор.
Решили пробиваться в Сорренто, в надежде, что там остались суда, а если и не остались, то подойдут из Мизены.
Добирались долго, очень долго. Оказалось, что спускаться с горы, тем более засыпанной мелкой пемзой, ничуть не легче, чем подниматься на нее. Если бы Марк не помнил проходов, которые помогли избежать долгого плутания по горам, не сумели бы выбраться.
Но главное — Марк помнил пастушьи хижины, которые они оставляли друг для друга с небольшим запасом еды, кресал и трута для разведения огня и самых простых вещей вроде ножа и крепкой веревки.
Умения бывшего пастуха помогли им выжить, хотя временами казалось, что не смогут. Даже пережив страшную трагедию, побывав в аду, еще несколько дней они были вынуждены по-настоящему бороться за жизнь.
На первую хижину Марк вывел их уже в первый день нелегкого пути. Он лучше других понимал предстоящие трудности, но не только потому, что знал горы и то, через что им придется пройти. Он достаточно долго жил пастушеством и охотой, а потому сразу понял, что звери и птицы покинули эти леса и вернутся не скоро. Тогда чем питаться?
Охотиться не на кого, рыбы в реках тоже нет, все убил вулкан, ягоды собирать нельзя, даже дикий виноград, которого полно. Авл попробовал и долго не мог промыть рот, ведь буквально на всем лежал слой пепла и осевших газов, а потому все было горьким и опасным для жизни.
Их спасла заблудившаяся овечка. От какого бы стада она ни отбилась, путники радовались искренне. В хижине обнаружилась соль, это позволило приготовить роскошный ужин, может, все и не было таким вкусным, но после трех дней голода таковым казалось.
Мясо хорошенько прожарили, потому что не были уверены, что скоро снова удастся развести костер, потом нарезали тонкими полосками, от которых можно было отщипывать кусочки и держать их во рту. Постоянное присутствие пищи создавало иллюзию сытости.
Шли тяжело, особенно Фульвия и Тит. Но если женщина просто капризничала, потому что не привыкла к физическим нагрузкам, то у Тита распухла вывихнутая еще в Стабиях нога, он сильно хромал и дышал все тяжелей. Стало ясно, что до Сорренто он не дойдет. Сказывался возраст, все же Тит был рабом старым. На ночевках (теперь днем появлялось солнце, и они могли считать дни и ночью даже видеть звезды) его старались устроить поудобней, кормили получше, но ничего не помогло, на четвертое утро Тит не проснулся. Он умер тихо, как и жил. Одна радость — успел увидеть солнце. Тит все время твердил, что поверит, что все обошлось, только когда увидит солнце.