— Так нам русские это и позволят, — хмыкнул Гарпий. — Нева — владения Московского Круга, посторонних они к себе не допустят.
— А разве нам требуется их разрешение? — Агарти сжал четки в кулаке и ткнул обтянутым зеленой тканью пальцем в сторону Копья Судьбы. — Разве это не достаточный аргумент для того, чтобы потребовать себе права на могилу Перворожденного?
— Могила Перворожденного — слишком большая ценность, чтобы Московский Круг отдал его просто так, без боя. И я никогда не поверю, что они еще не узнали о ее существовании — за те три тысячи лет, что владеют этими землями, — покачал головой фюрер.
— Какая разница? — возмутился Агарти. — У нас есть Копье Судьбы! Пока им владеем мы, нет силы, способной нас одолеть! Мы сметем русских с лица земли, как пыль со ступеней храма вечности! Мы смоем их, как божественный ливень — грязь с древних статуй!
— За всю свою историю русские еще не проиграли ни одной войны, — тихо возразил Гитлер. — И меня тревожит эта их глупая привычка. Они брали Берлин уже два раза, и я не хочу, чтобы третий подобный случай произошел по моей вине.
— У нас есть Копье Судьбы! — стукнул кулаком по подлокотнику кресла Агарти. — Оно делает нашу армию непобедимой! Вспомни, мы уже покорили Польшу, и почти без потерь. Мы покорили Францию, Грецию, взяли Крит, и тоже без потерь, хотя враг превосходил нас силой многократно!
— Четырнадцать тысяч, — кашлянув, сообщил Гарпий.
— Что? — не понял Агарти.
— Мы потеряли в Польше четырнадцать тысяч смертных убитыми, и тридцать тысяч было ранено, — уточнил Гиммлер. — При этом за двадцать восемь дней войны пшеков перебито семьдесят тысяч и тысяч двести ранено. Во Франции и Бельгии с прочей мелочью мы потеряли за сорок четыря дня войны сорок пять тысяч смертных и сто одиннадцать тысяч солдат было ранено. Французов и их прихвостней истреблено сто двадцать пять тысяч и двести девяносто тысячи ранено. На Балканах мы потеряли четыре тысячи смертных, в основном — при высадке на Крит. Шесть с половиной тысяч было ранено. Мы перебили семьдесят тысяч союзников и сто сорок тысяч ранили. Там были югославы, греки, британцы, австралийцы, новозеландцы — но силе Копья не смог противостоять никто! В общем и целом, мы воевали в Европе сто двадцать девять дней, полностью разгромили французскую, польскую, югославскую, греческую, норвежскую, датскую, бельгийскую и голландскую армии и три британских экспедиционных корпуса. За все время мы потеряли шестьдесят семь тысяч убитыми и сто пятьдесят тысяч — ранеными. Низшие расы утратили в боях двести семьдесят тысяч убитыми и шестьсот тысяч ранеными. И все это при том, что мы воевали против врага общей численностью восемь миллионов смертных силами в два с небольшим миллиона немцев. Так что сила Копья Судьбы увеличивает мощь армии как минимум в четыре раза. А скорее всего — раз в десять. Ведь для быстрого и полного уничтожения врага мало быть равным ему, нужно еще и превосходить его в несколько раз. Сегодня мы можем выставить против русских где-то три с лишним миллиона подготовленных для боя смертных. У русских армия составляет около шести-семи миллионов человек. Так что наше преимущество будет даже более подавляющим, нежели в Европе. Три против шести — это заметно больше, чем два против восьми. Даже если считать русских супервоинами, их командиров — невероятными гениями, а Московский Круг — колдунами, способными ослабить воздействие Копья в несколько раз, то даже в этом случае мы управимся с Советским Союзом… Ну, пусть будет немного дольше, чем с Францией: за два месяца. Ну, самое большое — за три. [57]
— Мы избрали своим символом свастику, знак вечности и огня, русские — пентаграмму холода и ночи, — задумчиво произнес Гитлер. — Наш праздник — день солнцестояния, общий же праздник их страны — первое мая, праздник Вальпургиевой ночи. Словно сама судьба готовит русских для схватки с нами, они противостоят нам во всем, от символики до границ, от учений до праздников, от истории до военного искусства. И ныне они готовятся к большой войне. Мои генералы задергали меня сообщениями о новых танках, самолетах и дивизиях, о том, как быстро и жестоко расправились русские с нашими узкоглазыми друзьями на Дальнем Востоке. Еще никогда и никому не удавалось разгромить русских. У русских есть Круг опытных колдунов, какового до сего времени не имелось ни у кого в Европе. Стоит ли совать голову в пасть льву, если не уверен, что сможешь вытащить ее обратно? Не потеряем ли мы Германию ради вскрытия всего лишь одной могилы?
— Как смеешь ты сомневаться, Легионер?! — в возмущении вскочил со своего места желтолицый Агарти. — Ты забыл, что самый смысл создания Рейха состоит в возрождении расы ариев и заселении ими нашей планеты? Что мы обязаны найти и разбудить всех Перворожденных, где бы они ни были и чего бы это ни стоило?! Как смеешь ты ставить существование какой-то там Германии выше шанса прикоснуться к мудрости предков?! Даже если мы ошибемся, путь к поиску Перворожденного дороже жизни миллионов жалких смертных. Их удел — рождаться и умирать, давая нам пищу, служа нашим удобствам и нашим целям.
— Создать Германию было не так просто, чтобы отказываться от такого мощного инструмента ради сомнительного опыта, — спокойно возразил фюрер. — Не так часто магам удается напрямую руководить целой империей. Куда чаще нам приходится отсиживаться в тени, дабы не привлекать внимания к своему бессмертию.
— Ты? — задохнулся от ярости Агарти. — Ты еще будешь учить меня, как должен вести себя истинный маг? Не я ли нашел тебя в грязи и неизвестности [58] и вытащил к славе? Не я ли указал тебе путь к силе и власти? Не я ли подарил тебе бессмертие? Не я ли допустил тебя к Копью Судьбы?
— Ну, положим, я тоже принял в этом некоторое участие, — заметил Черный Ангел, откинувшись на спинку кресла и сцепив руки за головой. — И, положим, владельца Копья выбрал именно я. В тебе слишком много самолюбия, желтолицый, и слишком мало здравого смысла. Да, я знаю, что ты хочешь возродить древний народ агарти, что нежился четыре тысячи лет назад в плодородной долине Гоби, а потом бежал от наступающей пустыни, теряя на своем пути вождей и жрецов. Наверное, самых первых и самых мудрых из них действительно можно возродить. Но при чем тут Германия? Ты думаешь, я пришел сюда ради твоего дикого племени? Ради каких-то жалких Перворожденных? Да плевать мне на них десять раз на каждого. Я пришел сюда, чтобы принести величие племенам Рейна! И не смей говорить о них свысока, желтомордый!