Мы просто соперничаем за власть, и я люблю интимность этого, контроль, которым он обладает.
Пальцы Адама движутся у меня между ног, прерывая лекцию, которую он шепчет мне на ухо, о том, как сильно это мне нравится, как мы оба знаем, что я люблю это, временами живу ради этого, особенно, когда его рука у меня между ног.
От этого я краснею, но мы оба знаем, что это — правда. Я выгибаю бедра и прижимаюсь к его руке вздутым клитором, как будто преподнося подарок за все.
И когда я близка к тому, чтобы кончить, он замедляет темп. Я проглатываю стон, понимая, что иначе подвергну себя неприятностям.
— Хорошая девочка. Доверь мне присматривать за тобой. Будь терпелива.
Я чувствую прилив тепла от его похвалы, и мои чувства к нему вспыхивают. Он действительно присматривает за мной — и сексуально, и не только. Я чувствую, как у меня вырываются извинения, которые раньше я так неохотно приносила.
— Прости, мне не нужно было называть тебя самоуверенным.
Он смеется у меня за спиной.
— Ох, милая, такой я и есть.
Я сдерживаюсь, чтобы не кивнуть, потому что не уверена, что это безопасно, а рисковать я не хочу.
— Но дело в том, что хотя я и самоуверенный, мне нравится, когда причины тебя наказывать все же есть, а твои вспышки как раз и дают их мне.
Мое сердце начинает биться еще быстрее. Но не от страха — это вожделение. И, улыбаясь, я говорю:
— Я собираюсь быть покорной так долго, как ты себе даже не представляешь, и буду не высмеивать тебя, а исполнять твое малейшее желание и подчиняться каждому твоему вздоху.
Он переворачивает меня на живот и проводит ладонью по щели, разделяющей ягодицы. Я улыбаюсь в темноте, а он начинает шлепать меня там, где ягодицы переходят в ноги — особенно чувствительное место, — и я пытаюсь уворачиваться.
— Меня забавляют твои насмешки. И, будем откровенны, мы оба знаем, что мне не нужен повод, чтобы наказать тебя.
Он согревает мне ягодицы нежными шлепками, и это позволяет мне привыкнуть к ощущению его руки на своей заднице. Даже после всего, что было, это одна из самых интимных вещей, которые происходят между нами; и когда я чувствую, как его ладонь касается меня, интимность этих прикосновений вызывает у меня вздох. И это звук счастья.
Тепло моих ягодиц и жалящие шлепки Адама начинают усиливаться, как только я привыкаю к боли. Я согласно киваю, глубоко вдыхаю через нос и стараюсь побороть боль, в то время как меня наполняют эндорфины. Он ударяет сильнее, и я выгибаюсь, с жадностью подставляя задницу навстречу его руке.
К тому времени, когда он переворачивает меня спиной к себе, я чувствую, как его эрекция напирает на меня, а он может чувствовать на своих бедрах жар моих наказанных ягодиц. Он удовлетворенно вздыхает и кусает меня за плечо перед тем, как просунуть руку между ног и начать шлепать там. Я поднимаю бедра выше, жадно встречая его, так жадно, что он посмеивается.
Я люблю это. Мы оба любим. Я уже миновала тот этап, когда чувствовала, что как будто нуждаюсь в прощении за это. Мы никому не вредим. Мы все делаем безопасно. Все согласовано. Он знает меня очень хорошо, иногда, кажется, лучше, чем знаю себя я сама — хотя и я теперь стала чаще пользоваться стоп-словом.
Мои соски твердеют, я становлюсь влажной. Вызов, борьба — я повержена, связана, избита. Уступаю ему, угождаю ему, люблю его. Все спуталось в моей в голове — боль с наслаждением, адреналин с эндорфинами. Большую часть времени мы воюем не буквально — мы просто соперничаем за власть, и я люблю интимность этого, контроль, которым он обладает. Иногда я предоставляю его добровольно, иногда он сам берет его, хотя все же с моего позволения. Я получаю удовольствие от каждого способа, получаю удовольствие от него, получаю удовольствие, теряя опору под ногами и не зная, что меня ждет.
Противодействуя. Терпя. Наслаждаясь.
Я люблю его. Я люблю все это.