Берег Верхнего Нила, селение Эл-Хамар,
3815 год до н. э.
Следом за полусотней копейщиков по пыльной дороге меж полей медленно, словно в полудреме, тащились воловьи упряжки. На двухколесных арбах огромными грудами возвышались толстые кожи, деревянная и костяная посуда, кубки и чаши из оникса, резные стулья, столы, шкафы, бронзовые и оловянные кувшины. Последние Саатхеб специально указал привязывать на самый верх, чтобы их могли увидеть все встречные пахари. Золота и электрума [1] в добыче редко когда оказывалось достаточно, чтобы люди могли его разглядеть издалека — вот и приходилось хвастаться тем, что есть.
За повозками по три в ряд тащились пленницы. Локти их были стянуты за спиной и прочно связаны, отчего грудь выпячивалась вперед и представлялась вдвое соблазнительнее, нежели была на самом деле. Следом за сестрами, женами и дочерьми тянулись рабы: полностью обнаженные, пыльные, усталые, униженные, с серыми лицами. Замыкали походную колонну еще две сотни воинов в белых платках и льняных юбках, с высокими плетеными щитами и длинными копьями на плечах. Мечей простым солдатам не полагалось, а потому, помимо короткого бронзового наконечника, им приходилось рассчитывать только на топорик, повешенный через плечо на веревочную петлю, и деревянный нож с обсидиановым лезвием.
Пленников оказалось больше ста, а потому Саатхеб с гордостью вел отряд обратно в Неб, стараясь проходить города и крупные селения днем. Пусть видит народ Кемета богатую добычу, пусть знает, что Великий не дремлет и продолжает простирать свою руку, защищая покой и порядок на ближних и дальних землях; что племена шасу, посмевшие противостоять воле Нефелима и грабившие путников и купцов на путях в Симмеси и Симуру, более не существуют. Служители Хаоса повержены, покой и порядок вернулся на берега Зеленого моря. [2] Пусть пахари и писцы, номархи и жрецы видят: Сошедший с Небес силен и решителен. И может быть, они заметят и молодого военачальника, который сумел, имея под рукой всего три сотни копейщиков, уничтожить втрое большие толпы врагов и взять с грабителей огромную добычу.
«Великий Правитель, Сошедший с Небес и Напитавший Смертные Народы Своей Мудростью, наверняка позволит мне взять часть добычи, дабы вознаградить за победу, — подумалось Саатхебу. — Тогда я смогу купить себе дом на окраине Неба, новую одежду и женюсь на прекрасной Ин-Мари, дочери сандальщика из Намры, что уже не раз выказывала мне знаки своего расположения. Нефелим редко оставляет себе военную добычу. Его интересуют только пленники. Пленники…»
Молодой военачальник стремительно повернулся к закату. Ослепительный Ра уже касался краем горизонта. Это означало, что знойный день вот-вот сменится холодной, как застывшая вода, ночью.
— Тель-Ну-Намра! — окликнул он полусотника, шедшего с передовым отрядом. — Прикажи воинам ослабить путы пленникам. Здесь их никто не увидит. Не хочу, чтобы у рабов отсохли руки.
— Слушаю, номарий, — склонился в почтительном поклоне крупноносый и темнокожий, как нубиец, копейщик.
— Подожди, — остановил полусотника Саатхеб. — Видишь дорогу вдоль полей? Поворачивай отряд туда.
— Но эта дорога уводит в пустыню, номарий, — неуверенно указал Тель-Ну-Намра.
— Я знаю, — кивнул Саатхеб. — Мы не успеем попасть к крепости Намра до темноты. Не хочу, чтобы рабы замерзли. Пока светло, отгоним их за поля и соберем в кучу. Так теплее. Копейщикам я разрешаю брать шкуры и стелить на песок.
— Слушаю, номарий.
Поняв смысл приказа, полусотник повеселел, принялся грозно покрикивать на подчиненных. Впрочем, те и сами оживились, поняв, что скоро смогут спокойно отдохнуть. Даже волы ускорили шаг, втягиваясь на узкую дорожку между оросительной канавой и ровными прямоугольниками еще зеленых хлебных полей. Они ждали водопоя и кипы зеленой травы, положенной им в конце каждого дня.
Пахнущая тиной, черная и сальная от речного ила, плодородная земля отступала от берега всего на пять стадий — дальше разливы Нила не достигали, а потому ячейки полей сменились сухой и жесткой глиной, чуть присыпанной еще горячим песком. Пока горячим…
— Здесь становитесь! — указал на неглубокую выемку Саатхеб.
Сюда, под небольшую дюну, увенчанную горкой камней, ветер задуть не сможет. Все меньше пленники замерзнут. Хорошо бы их еще напоить горячей водой — но где взять дрова для костра? Кемет — это не дикие земли, населенные не знающими порядка племенами. Здесь не бывает ничейного дерева, ничейной земли, ничейной воды… Послать сотника к местному старосте? Но для обогрева почти четырех сотен людей костров понадобится немало. Найдется ли столько дров в маленьком селении? И сколько золота попросят за это местные пахари? Они сами, наверное, привозят топливо из-за Второго порога, а то и вовсе жгут сушеный навоз…
Между тем беззаботные воины сгоняли в общую толпу пленников, заталкивая мужчин в середину, а пленниц помоложе оставляя с краю — дабы легче вытащить, когда ночью захочется женской ласки. Они предвкушали сушеную рыбу с хлебной лепешкой, хмельное финиковое пиво, сладкое лоно покорных рабынь — и тяжелые мысли военачальника обходили их стороной.
За копейщиков Саатхеб не тревожился. Эти и поедят сытно, и в шкуры завернутся, и согреться сумеют, коли озябнут. А вот пленники… Голые, связанные, полуголодные, усталые, мечтающие о смерти. Но не поить же их пивом?! Не кормить же рыбой и мясом, как честных служителей Нефелима?! И развязывать на ночь тоже нельзя. Как бы не разбежались в темноте. Что же придумать? Ведь замерзнут к утру, заболеет половина, часть и вовсе передохнет. И будет ему тогда наградой вместо славы победителя насмешки стражников и снисхождение советников. И не получит он ни домика в три этажа, ни зеленоглазой дочери сандальщика…
— Согласись, номарий, в этом нет справедливости.
Саатхеб вздрогнул от неожиданности и отступил в сторону от подошедшего к нему жреца Небесного храма. Тощий и бледный, как обтянутый пергаментом гепард, обладающий такой же бесшумной походкой и кошачьей вкрадчивостью, служитель богини мертвых [3] вдобавок носил длинный балахон из богопротивной верблюжьей шерсти, [4] а потому не вызывал у честных подданных Великого ничего, кроме отвращения.
— Великий принес на Землю порядок и закон, номарий, — усмехнулся жрец, заметив реакцию Саатхеба, — но так и не подарил смертным справедливости. Разве это правильно, если никчемным дикарям, взятым на копье в грязных пещерах, будет позволено лицезреть номархов и советников Сошедшего с Небес, касаться кожи, волос, одежды тех, кого честный египтянин видит лишь издалека и только по большим праздникам? Разве справедливо, когда рабы, всю жизнь служившие Хаосу, селятся во дворцах, которые честные египтяне видят лишь издалека, из-за высоких оград, из-за широких проток? Каждый день лицезреть мозаики, росписи, украшения, предназначенные услаждать взгляд Великого и его советников? Ты ведешь к ногам Нефелима презренных пленников — но не возвысятся ли они после этого выше любого из честных служителей Великого.